Вальтер Хартфельд - Одинокие воины. Спецподразделения вермахта против партизан. 1942—1943

Труп отправили в Алешенку. Ночью Карл Вернер и его гессенцы прошли караульные посты — их научили, что делать, и они прекрасно усвоили урок — и дошли до деревни, расположенной ближе всего к той, где был обнаружен труп.

Гранатами и пулеметными очередями они уничтожили всех тех жителей, которые не смогли скрыться достаточно быстро. Когда на следующий день об этом узнали, Ханс Фертер был озадачен. Что касается Хайнца, то он не обманывался ни на минуту. Вызвал Карла Вернера и жестоко избивал его, пока тот не сознался.

Ответственность за убийства повесили на партизан.

Во время очередного патрулирования дезертировали Пауль Швайдерт и Густав Хальгер. Гюнтер обнаружил письмо, которое эти двое оставили на его постели. Оно было кратким.

«Русские правы. Мы хотим иметь впереди будущее. Сейчас вы остались единственным порядочным человеком».

После откровенного разговора с полковником Брандтом Клаус ограничился тем, что объявил их пропавшими без вести во время выполнения дозорной службы. После этого он собрал всех егерей.

— Нам нужно обсудить последние события, — сказал он. — Ведь фактически Карл Вернер и его подчиненные поступили с точки зрения стратегии и тактики глупо. Террор порождает ответный террор. Ставки растут с каждым разом. А сейчас крестьяне больше боятся репрессий со стороны партизан, чем с нашей стороны. Результат будет тем эффективнее, чем чище наши действия. Никоим образом крестьяне впредь не пойдут на риск сотрудничества с нами, потому что у партизан тяжелая рука, и они предпочтут скорее умереть героями, чем предателями. Усвойте хорошенько, что мы не можем существовать без мирного населения. Если, когда вам приносят попить воды, вы будете бояться, что она отравлена, если, укладываясь спать, вы будете бояться, как бы ваш сон не стал последним, если каждое действие повседневной жизни, о котором вы не задумываетесь в данный момент, будет становиться поводом для беспокойства, то мы не сможем выпутаться из ситуации. Именно на это рассчитывают партизаны.

Больше я не потерплю репрессий или, скажем, сведения счетов без моего категорического приказа.

Что касается двух солдат, пропавших без вести, то, независимо от их мотивов, как солдаты они заслуживают смертной казни без всяких формальностей. Мы все поддерживаем друг друга, они, следовательно, отвергли все то, что каждый из нас для них сделал. Вам не следует их жалеть.

Завтра в семь вечера на операцию выходят четыре взвода. Командирам взводов собраться на моем КП.

Гюнтер, присутствовавший на сборе вместе с другими, печально покачивал головой: сегодня коммандос больше не ощущали себя ни победителями, ни даже уверенными в победе. Он все больше отдалялся от окружающего мира. Чтобы больше никогда уже не видеть, не слышать, не чувствовать сколько-нибудь эти квадратные километры России, которые начали белеть под первыми снегопадами.

На следующее утро Клаус попросил полковника Брандта обговорить на КП дивизии возможность бомбардировки взлетно-посадочных полос в лесу урочища Праня. Сведения, которыми он располагал, были достаточно точными, чтобы бомбардировка прошла успешно. Полковник в крайнем раздражении ответил, что это невозможно. В Сталинграде идет грандиозное сражение, и туда отправлены все самолеты. Для Клауса это было неожиданностью. Он понял вместе с тем, что практически ничего не знает о событиях на фронте, и попросил разъяснений. Насколько было известно Брандту, Красная армия предприняла несколько часов назад контрнаступление к северу и югу от Сталинграда. Он ожидал новой информации.

Клаус вернулся в Алешенку, разочарованный тем, что ему отказали в бомбардировке. Он встретился с Манфредом, Хайнцем и Гюнтером, когда те яростно переругивались.

— Гюнтер прав, — кричал Манфред, — это полный провал. Партизанам помогает весь народ… Война может продолжаться двадцать лет. И они всегда могут рассчитывать на поддержку. Мы же… у нас ничего нет, возможно, есть добрая воля, но все эти люди нас ненавидят, потому что мы ничего им не дали. Кроме кровопролития. Даже здесь партизаны дают больше, чем мы.

Хайнц, помедлив, вскочил:

— Допустим, вы правы. Тогда что делать? Дезертировать?.. Запереться в своем городке с добрыми женщинами и ждать весны?.. А все погибшие ребята за что сражались?..

— Успокойся, — вмешался Клаус. — У нас серьезные неприятности с авиацией. Русские начали контрнаступление под Сталинградом. Мне неизвестны все подробности, но в Генштабе, похоже, считают, что обстановка серьезная. Надо послушать Москву, чтобы узнать больше.

Манфред не успокоился:

— Я надеялся благодаря вам всем забыть хотя бы на мгновение убийства в Гомеле. В конце концов, вы, возможно, правы. В политической или идеологической войне цель в конечном счете оправдывает средства. Но сейчас, в этой войне, с кем мы ее ведем? С коммунизмом? Не уверен… Или, может быть, мы были не правы, и русский народ весь состоит из коммунистов и доволен своей жизнью, и надо было принять серьезные меры предосторожности. Даже если мы выиграем эту войну, я задаюсь вопросом, что мы будем делать с победой…

— Видишь ли, — сказал Гюнтер, — думаю, если бы можно было воевать так, как мы воюем — коммандос против банды Яковлева — и без того, чтобы страдало мирное население, то я считаю, что это было бы разумно.

Хайнц улыбнулся:

— Ты смелый парень, Гюнтер. Но если война не будет вестись так, как мы ее ведем, то сомневаюсь, что она продлится долго. Мы в конечном счете станем слишком похожими на других в силу того, что столкнемся с теми же проблемами, реакциями, усталостью… К сожалению, мы не одиноки, и нас теперь ничто не может остановить: надо идти до конца.

Потом, повернувшись к Клаусу, Хайнц спросил:

— Ты что решил?

— У нас небольшой выбор. Без сомнения, нам не удастся в этот раз выбить партизан с их позиций, потому что мы малочисленны. Думаю, нам следует беспрерывно патрулировать в этом месте, делать то, что советовал Манфред: захватывать все то, что может послужить на пользу партизанам. И охотиться…

— Ребята, любите в эту ночь крепче, мы вступаем в период воздержания!

Весь следующий день был занят подготовкой снаряжения и лошадей. Теперь коммандос должны были перемещаться быстро, предпочтительно по ночам, появляться в деревнях в два-три часа ночи.

Они разделились на две группы, которые охотились самостоятельно, но в одних и тех же направлениях, собираясь в условленных местах через определенные промежутки времени. Клаус и Манфред выступили одновременно, Хайнц вел за собой взвод унтера Байера. Братья Ленгсфельд находились иногда в одной группе, иногда в другой. Однако чудак, игравший на флейте, проявил в конце концов недюжинные способности в работе с взрывчаткой. Рейд планировался на восемь — десять дней. Гюнтер остался в Алешенке вместе с Людвигом и постоянной группой наблюдения.