Феликс Медведев - О Сталине без истерик

Когда в конце 1934 года у нас в городе был убит член Политбюро Киров (о том, что он был застрелен по приказу Сталина, мы узнали только в 1956 году от Хрущева), из Питера было выслано в Сибирь около ста тысяч человек из интеллигенции и «нэпманов», то есть людей, поставивших страну на ноги. Моему отцу было «предложено» бросить его детище – институт и отправляться строить канал Москва – Волга. Меня же отчислили из института как человека, недостойного звания советского студента ввиду моего социального происхождения.

Так мой отец оказался в городе Дмитрове (45 км от Москвы) – центре строительства канала, на котором работало примерно 150 тысяч заключенных. В этом городке жили как «вольнонаемные», так и инженеры-зэки.

Мы же с моим братом Юрием, как самые старшие, остались в Питере, (брат еще ходил в школу, а я сидел дома с «волчьим билетом»), чтобы сторожить нашу большую квартиру на Введенской улице, дом 7.

После того как Сталин в 1935 году провозгласил, что «сын за отца не отвечает», я смог поступить в мореходное училище.

Всю навигацию 1940 года я, будучи на предпоследнем курсе училища, ходил штурманом на турбоэлектроходе «Сталин» в прибалтийские страны, Германию (это было время сталинско-гитлеровской дружбы) и Швецию.

Но дьявольские силы, захватившие нашу страну, никого не оставляли в покое. И вот однажды, вернувшись из очередного рейса, я получил от мамы открытку, содержание которой останется в памяти до самой смерти: «Вчера ночью арестовали папу и увезли в Бутырку, захватив с собой все его бумаги… Надеюсь, арест папы не отразится на твоей судьбе».

Сообщив капитану о случившемся, я, по его совету, отправился в Ленпароходство и попросил снять меня со «Сталина», так как он ходит за границу.

Несколько раз меня вызывали в «Большой дом» на допросы. НКВД хотело знать, что отец говорил дома о советской власти, какие люди бывали у нас в гостях и т. п. Я отвечал, что он никогда не говорил о политике, и мы, дети, почти не видели отца из-за его занятости на работе.

После того как 22 июня 1941 года берлинский приятель Сталина (по мнению Солженицына, Гитлер был единственным человеком, которому это чудовище доверяло) двинул войска на Советский Союз, меня назначили помощником капитана старого эстонского судна «Захур», а брата Юру отправили на фронт военным кинокорреспондентом.

Сообщения об отступлении Красной Армии, о подходе немцев к Москве, с одной стороны, рождали тревогу, а с другой – вселяли твердую уверенность в том, что отец будет освобожден, так как в таких выдающихся специалистах наверняка появилась нужда. Ведь в первые же месяцы войны в западных областях немцы захватили все авиационные военные базы, все гражданские аэродромы и аэропорты, часть которых была спроектирована и построена под руководством отца. Значит, надо было строить новые на востоке страны…

В том, что Сталин не просто страшное, дьявольски хитрое, но и безумное чудовище, я окончательно убедился в ноябре 1942 года, когда меня вызвали в НКВД и сообщили, что мой отец (48-летний человек в расцвете сил, один из пионеров русской авиации) был расстрелян (статья 58).

После расстрела отца меня тут же разжаловали в солдаты и послали в окопы под Колпино. Матери я не стал сообщать о его гибели: боялся, что она, страшно ослабевшая от голода и уже потерявшая в апреле сына и дочь, не выдержит еще одного удара. Я обманул ее, сказав, что отец осужден на десять лет без права переписки, и выразил уверенность, что такого специалиста не заставят работать на лесоповале.

…В 1989 году я смог наконец (спасибо Горбачеву) пригласить в гости в Канаду мою младшую сестру Галину. Она рассказала, что за год до приезда ко мне прочитала в КГБ дело нашего бедного отца. Оказывается, его обвинили в измене Родине, шпионаже и других невероятных вещах. Все эти обвинения были основаны на показаниях, выбитых у ранее арестованных его сослуживцев.

Просматривая материалы, она нашла показания арестованных (некоторые фамилии мне были знакомы), а также добытые путем пыток показания самого отца «о его шпионской деятельности за границей». Оказывается, в 1930-е годы в Берлин под большим секретом была отправлена группа виднейших деятелей советской авиации. Помимо нашего отца в той группе были Туполев и Королев. Все они позже были арестованы. Отца обвинили в том, что во время этой секретной командировки он якобы установил связь с немецкой разведкой, а затем с той же целью ухитрился побывать в Париже! Во всю эту чушь, я убежден, не верили сами следователи. Правда, всякий, кто хоть немного знаком с тем, что творилось в СССР в сталинские времена, не будет удивлен, что по приказу свыше отцу и его сослуживцам «сшили дело», и все они были ликвидированы.

Особенно поразил сестру один документ из дела отца, странно, что он не был уничтожен после «суда» над отцом. Это «последнее слово», сказанное отцом, в котором он полностью отрицал все предъявленные ему лживые обвинения. Отца довели до такого состояния, что он уже не понимал, что творится кругом, что творится с ним, и подписал какие-то «показания».

Я очень-очень любил своего отца. Гордился его успехами в области авиастроения. Узнав от сестры о том, как отец ушел из жизни, и особенно его «последнее слово», я, спустя полвека, еще раз убедился, что отец был удивительно мужественным человеком.

Да будут навсегда прокляты те, кто его погубил…

…Я проработал тридцать лет в русском отделе «Радио Канада» и познакомился со многими выдающимися людьми, которых сам интервьюировал. В памяти остались весьма любопытные штрихи. По долгу службы мне пришлось иметь дело с Председателем Совета Министров СССР Косыгиным, а также с двумя членами Политбюро – Пельше и Полянским. Приезжали они к нам уже спустя много лет после смерти Сталина, однако тот страх, которым столько лет была объята Россия при жизни этого чудовища, все еще давал о себе знать во время их пребывания в Канаде. К примеру, когда наше радио предложило Полянскому выступить с трехминутным заявлением для передачи его в Союзе, то этот министр сельского хозяйства СССР вместе со своими советниками затратил несколько часов на составление трехминутного резюме о его канадских впечатлениях. Я был шокирован.