Василий Сталин. Сын «отца народов» - Борис Вадимович Соколов
Однако документы так и не дошли до Иосифа Виссарионовича. Они на десятки лет осели в Национальном архиве США в Вашингтоне. Рассекретили досье № «Т-176» только в 1968 году. Официальная версия гласила: документы не стали передавать советской стороне, чтобы не огорчать «дядюшку Джо». Об этом посла Гарримана известили специальной телеграммой 23 августа 1945 года. Может быть, это была своеобразная месть за отказ Сталина предоставить данные об обстоятельствах самоубийства Гитлера и о том, что тело фюрера было найдено в Берлине советскими солдатами.
Из досье «Т-176» стало известно о мужественном поведении Якова Джугашвили. Незадолго до гибели он, в частности, утверждал: «Скоро германские захватчики будут переодеты в наши лохмотья и отправятся в Россию восстанавливать камень за камнем все то, что они разрушили…»
В связи со смертью сына Сталина Гиммлер 22 апреля 1943 года сообщил Риббентропу о том, что «военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был застрелен при попытке к бегству из особого блока «А» в Заксенхаузене близ Ораниенбурга». Фактически же это была не попытка к бегству (Яков прекрасно понимал, что выбраться за пределы лагеря ему не удастся), а род самоубийства. Он, как мы помним, и прежде пытался покончить с собой.
По показаниям Кайндля видно, что Яков Джугашвили все время плена находился в глубокой депрессии, переживал, что подвел отца, оказался заложником в руках неприятеля. Еще на одном из первых допросов, 18 июля 1941 года, в ответ на вопрос, почему он не хочет, чтобы его семья знала о том, что он в плену, может быть, из опасений, что у его семьи будут неприятности, Яков прямо ответил: «Нет, никаких неприятностей, мне стыдно, мне!.. Мне стыдно перед отцом, что я остался жив».
В данном случае старший сын Сталина не кривил душой. Печально знаменитый приказ № 270, объявлявший пленных предателями Родины и предусматривавший репрессии против членов их семей, был издан только 16 августа 1941 года, через месяц после того, как Яков попал в плен. Справедливости ради отмечу, что на себя самого и на семью своего старшего сына Иосиф Виссарионович действие этого приказа в полной мере распространять не стал. Только на всякий случай продержал жену Якова Юлию Мельцер в одиночном заключении полтора года, но затем выпустил без всякого поражения в правах.
Яков Джугашвили держался в плену достойно. Находившийся вместе с ним весной 42-го в лагере Хаммельсбург в Южной Баварии майор Минасян после войны показал, что Яков «показал себя стойким, а своим поведением мужественным и непоколебимым советским офицером, достойным сыном Великого отца, Маршала товарища Сталина. Питание он получал такое, как и остальные советские офицеры, т. е. 150 гр. отварного — «хлеба», в день один раз брюквенный суп без всякой приправы.
Немцы его использовали на хозяйственных работах внутри лагеря, воспользовавшись его способностями — он работал резчиком по кости. Из лошадиных костей он резал фигуры, шахматы, табачные трубки и т. д.
Ежедневно приезжали к нему фотокорреспонденты фашистских газет с сотрудниками гестапо, чтобы принудить Яшу и получить от него им выгодные сведения, на что всегда встречали твердый отказ. «Я люблю свою Родину, я никогда ничего не скажу плохого о моей Родине!» — таков был ответ Яши. Яшу Джугашвили одели немцы в «камуфлет». На его красноармейском мундире (возможно, Минасян что-то путает, из текста первого допроса старшего лейтенанта Джугашвили следует, что вместо изъятой крестьянской одежды и советских офицерских сапог ему выдали мундир, брюки и сапоги немецкого солдата. — Б. С.) в 12-ти местах большими буквами разноцветными красками было написано «S.U.».
Яков не выдержал унижения и мук собственной совести, пошел на проволоку и погиб от пули эсэсовца-часового. А ведь мог бы дождаться в лагере конца войны. Офицеров и генералов в плену кормили скудно, но хватало, чтобы не умереть с голоду. Вот пленных советских солдат порой совсем не кормили, и число жертв среди них исчислялось миллионами. Интересно, как встретил бы Иосиф Виссарионович вернувшегося из германского плена сына? Думаю, в фильтрационный лагерь, как сотни тысяч других выживших пленников, все-таки не отправил бы, но и звездой Героя не наградил бы. Ушел бы Яков из армии в запас и тихо работал где-нибудь инженером. Но гордый грузин был весь в отца и не мог пережить позор плена.
Иосиф Виссарионович еще в годы войны был в курсе, как ведет себя в лагере его старший сын. Маршал Георгий Константинович Жуков вспоминал, как в начале марта 1945 года на «ближней» даче Верховный главнокомандующий, еще не зная о гибели сына, говорил, что Яков в плену держится хорошо, но что немцы его живым не выпустят: «Во время прогулки И. В. Сталин неожиданно стал рассказывать мне о своем детстве.
Так за разговором прошло не менее часа. Потом сказал:
— Идемте пить чай, нам нужно кое о чем поговорить.
На обратном пути я спросил:
— Товарищ Сталин, давно хотел узнать о вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?
На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, он сказал каким-то приглушенным голосом:
— Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его фашисты. По наведенным справкам, держат они его изолированно от других военнопленных и агитируют за измену Родине.
Помолчав минуту, твердо добавил:
— Нет, Яков предпочтет любую смерть измене Родине.
Чувствовалось, он глубоко переживает за сына. Сидя за столом, И. В. Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде.
Потом, как бы продолжая свои размышления, с горечью произнес:
— Какая тяжелая война! Сколько она унесла жизней наших людей. Видимо, у нас мало останется семей, у которых не погибли близкие…»
Вероятно, размышления о сыне были навеяны донесением наркома внутренних дел Л. П. Берии, поступившим как раз в марте 45-го: «В конце января с. г. Первым Белорусским фронтом (которым как раз и командовал Жуков. — Б. С.) была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных — генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее. В лагере «Х-с» г. Любек содержался старший лейтенант Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции Леона Блюма — капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помощь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это