Святые Бенгалии - О.Б.Л. Капур
Кто-то может сказать, что это обыкновенный гипноз. Может быть, но, насколько известно, Бабаджи Махашая не учился гипнозу. Истина в том, что эти способности приходят без каких-либо стремлений к ним — да, они сами приходят к человеку, обладающему любовью к Богу, — необыкновенные силы возникают у всех и каждого, населяющих царство неземного блаженства, где все эти мелкие разногласия, раздирающие умы, успокаиваются в вечной гармонии любви и радости.
Итак, они вернулись к баньяну и, танцуя в киртане, стали обходить дерево круг за кругом, и о чудо! как такое могло случиться! — казалось, что все ветви дерева начали танцевать под мелодию, звучащую под ним. Неужели это происходит наяву? — Они с трудом верили своим глазам. Люди отворачивались, тёрли глаза и смотрели вновь, но видели то же самое, что и прежде. Ветви действительно двигались в такт мелодии — они танцевали — ветви вверху, а санкиртана под ними. Сначала присутствующие подумали, что, возможно, ветви колышутся от взмахов птичьих крыльев. Но вскоре они эту идею отбросили, поскольку к своему удивлению заметили, что ветви танцевали только со стороны воспевания, следующие ветви начинали двигаться только тогда, когда под ними проходила санкиртана. Новость о танцующем баньяне разлетелась быстро, местные жители приходили толпами, чтобы своими глазами увидеть небывалое представление. Санкиртана продолжалась до одиннадцати часов утра, и Бабаджи Махашая уже собирался пойти отдохнуть, когда наш друг Харадхана со слезами на глазах попросил у неро разрешения остаться вместе с ним. Бабаджи Махашая утешил его, сказав: «Не нужно бояться, ибо на тебя уже снизошла милость Господа. Тебе нужно только поглядывать, чтобы в будущем баньяну опять не Я причинили вреда». Бабаджи назвал танцующий баньян деревом желаний, и объявил, что оно исполнит желания Я любого человека, если тот предложит вечером стопам дерева молоко, воду Ганга и чирагу[186]. Харадхана и вся его семьей приняли священный обет защищать баньян. После чего Бабаджи сердечно его обнял и вернулся с группой киртана в своё временное место жительства.
Однако чудеса, подобные этому, люди нынешнего века не могут легко принять на веру, и туда прибыли цензоры и эксперты — образованные и ученые соседи, которые всё ещё сомневались в рассказах очевидцев. У них были правомерные сомнения, и хорошо, что были, поскольку тщательные эксперименты устраняет сомнения и являют истину, таким образом, «добросовестные сомнения» действует как цемент убеждения.
Они появились незадолго до того, как Бабаджи Махашая узнал о них, и он захотел показать им, что правда сияет ярче, когда очищается от примеси сомнений, подобно многократно расплавленному золоту, очищенному от примесей. Его никогда не волновала клевета в свой адрес — мы уже хорошо знаем его из предыдущего повествования — но, когда суду подвергалась истина, он сразу принимал вызов и полностью доказывал, что подобные сомнения возникают из невежества высшего порядка, которое влияет на очень умные головы, несмотря на тщеславные и враждебные утверждения недальновидных пижонов и фанатичных учёных.
Бабаджи объявил им с торжественной ноткой в голосе:
«Я хочу сказать, джентльмены, что Имя Бога всемогущее: оно, Его Имя устроило такой пустяк — танец дерева. Идите и поглядите, если у вас всё же останутся сомнения, присоединяйтесь к санкиртане, и у вас появится достаточно возможностей ещё раз удостовериться в истине».
На следующее утро Бабаджи Махашая направился со своей группой санкиртаны к месту нашумевших событий, и те, кто были настроены скептически, также последовали за ним. Они пришли к баньяну примерно в пол десятого утра, и скептики к своему удивлению увидели, что как только под ветвями дерева зазвучали Имена Господа, оно снова затанцевало. Они видели и всё же не могли поверить. Один из них выступил вперёд и спросил Бабаджи, не возражает ли тот, если кто-нибудь залезет на баньян для установления истинности происходящего. Бабаджи ответил, что не имеет ничего против при одном условии, если эту задачу возьмёт на себя брахман[187]. Следуя его пожеланию, для лазанья по дереву пригласили двух мальчиков брахманов, которым дали наставления: обследовать ветви и убедиться, что на них не сидят птицы, обезьяны или другие какие-либо животные, раскачивающие их так, как будто они танцуют в ритм киртану. Однако мальчики ничего не нашли, и в финале факт танцующих ветвей был установлен без тени сомнений и всеобще принят как чистая правда. Сотворение чуда естественно приписали к чудотворным способностям святого. Более того, их особо поразило, когда они увидели нашего мусульманского друга Харадхана Мандала, лидера мусульман, к которому соседствующие индусы относились со страхом — этот самый Мандала теперь пришёл снова и пел со слезами на глазах вместе с другими участниками санкиртаны.
Та же самая история продолжалась в течение семи последующих дней — ветви танцевали, как только Бабаджи и его группа киртана начинали петь под баньяном.
Покинув Дигнагар, Бабаджи Махашая посетил Бавалу, Гуптипару, Сатгачию, Калну и Гурапу. Куда бы Бабаджи не приходил, ему были хорошо знакомы все улицы и проулки, и он никогда не останавливался для того, чтобы осмотреться и разузнать дорогу.
Для него это было обычным делом. Он всегда приходил к месту назначения без лишних расспросов даже в совершенно незнакомом районе. Если кто-нибудь спрашивал его: «Вы, знакомым с этим районом?» Он отвечал: «Если не я, то Нитай знает. Нитай и Его Имя одно целое. Нитай всегда с нами в звуке Своего Имени. Разве есть незнакомое Ему какое-либо место во вселенной? Повторяя Имена Нитая, вы можете пойти куда угодно и всегда достигните цели. Если Святое Имя не сможет привести нас в какое-нибудь выбранное нами место в материальном мире, как мы сможем поверить, что оно приведёт нас в вечную духовную обитель Господа? Вы должно верить, что Имя не только в состоянии доставить нас в определённый пункт, но и в то, что для Имени нет ничего невозможного, если только у нас чистый ум и вера в него».
В городе Гурапе слёг Навадвипа Дас с большой температурой и кашлем. Ближе к вечеру к ним пришёл астролог и стал каждому предсказывать судьбу по руке. Его ошеломило, когда он взглянул на руку