Андрей Кравцов - Русская Австралия

Поскольку сезонные миграции русских в Квинсленде часто имели своим центром Брисбен, там сформировались структуры, обеспечивающие их нужды. На южном берегу реки, в районе улиц Меривейл и Стэнли и в соседнем районе Вуллунгабба, находилось несколько пансионов для русских, зачастую с русскими же названиями. Популярными были, например, «Москва» и «Аделаида» на улице Стэнли, «Киев» — в Вуллунгаббе. Но самым известным среди них, настоящим центром русского Брисбена, как уже говорилось выше, был дом Михаила и Анастасии Степановых. Их дом служил и своеобразным почтовым ящиком для русских. «Вручить через Степанова» — часто значилось в адресах, которые они оставляли властям, отправляясь в новые странствия. По соседству с ними находились русская мастерская сапожника Николая Шленского и фруктовый магазин Шуюпова.

Накануне Первой мировой войны русский писатель Николай Ильин, в свободное от расчистки джунглей время, на своем участке земли на плато Атертон, что в Северном Квинсленде, писал статьи в русскую газету. В ответ на многочисленные запросы об условиях жизни в Австралии, которые он получал из России, он сообщал: «На общий вопрос: можно ли устроиться в Австралии, существует только один правильный ответ: с энергиею и мозолями — да». И действительно, в те годы почти все русские иммигранты — интеллигенты, рабочие и крестьяне — вынуждены были заниматься тяжелым физическим трудом, чтобы выжить, а некоторые даже вступали в армию, движимые безработицей и голодом. Но и та страна, в которую они вернулись после войны, хотя и не была непосредственно затронута боевыми действиями, тоже не являлась обетованным раем. Для анзаков-интеллигентов пропасть между той работой, которую они выполняли в России, и тем, чем приходилось им заниматься в Австралии, была особенно глубока.

Георгий Плотников из Екатеринбурга, окончивший Русский технический железнодорожный институт и имевший большой практический опыт работы в качестве инженера, был вынужден в 40 лет вступить в австралийскую армию рядовым. Он прошел Галлиполи, но под Позьером, на Западном фронте, был тяжело ранен в лицо, руку и ногу. В Лондоне ему удалось устроиться на работу в Русский правительственный комитет. Затем через Владивосток он в начале 1918 г. вернулся в Австралию, снова вступил в армию и попал на Западный фронт во второй раз. Во время службы его зрение стало быстро ухудшаться, и после демобилизации он оказался в отчаянном положении. Благотворительная организация «Альянс Короля и Империи», пытаясь помочь ему, обратилась в январе 1920 г. в австралийское министерство репатриации. Там ему предложили работу лесоруба, но из-за ранений, полученных во время войны, он не мог согласиться на такой труд. В результате ему перестали выплачивать прожиточное пособие. Тогда он обратился к австралийским властям за разрешением на выезд из Австралии в Сибирь, полагая, что там он сразу найдет работу по своей специальности инженера-строителя, но ему отказали. Вместо этого министерство репатриации предложило ему железнодорожный билет, топор, одеяла и палатку с москитной сеткой с тем, чтобы он отправился на работу в Станторп или в Сесил-Плейс в Квинсленде, где нужны были работники. Плотников, а ему в то время шел уже пятый десяток, отказался от столь «щедрого» предложения, и неудивительно, что в 1923 г., когда русских стали выпускать из страны, он все же отправился в Россию.

Однако ради справедливости стоит сказать, что не всем русским инженерам в Австралии так не везло — некоторым даже удалось зарегистрировать здесь свои изобретения. Среди них были морской инженер Петр Метсер, пытавшийся стать русским «небольшевистским» консулом, и Николай Коцебу. Удалось найти конторскую работу и Георгию Камышанскому, сыну петербургского прокурора. Здоровье Георгия было подорвано в Галлиполи, и он не мог вернуться к своей прежней профессии моряка. В Сиднейском техническом колледже он освоил профессию инженера-электрика и получил работу на телефонной станции. Затем окончил бухгалтерские курсы и, сдав экзамены, получил работу в таможенном управлении Сиднея, где нашел применение своему знанию французского и немецкого языков. Джек Канаев, отчисленный из армии вследствие недостаточного знания английского, после войны работал электриком. В 1922 г. он проводил электричество в Канберре (современная столица Австралии), а в 1923 г. уехал электрифицировать Фиджи. Василий Грешнер вернулся после войны в Тасманию и нашел работу на прокладке телефонных линий, затем переехал в Мельбурн, а в 1929 г. отправился со своей семьей в Новую Гвинею, где работал, прокладывая телефонные и электрические линии в Сала-моа, Вау и Рабауле на Новой Британии.

В бизнесе преуспели буквально единицы, преимущественно евреи, имевшие соответствующий опыт идо войны. Петр Комиссаров из Мельбурна торговал оптическими приборами. Давид Лаковский (Лейк) в 19 лет вступил в армию в подразделение дальнобойной артиллерии. Со слов его племянницы, «после войны он уехал в Америку, где заинтересовался кинематографом и, вернувшись, сыграл видную роль в деятельности студии «Метро-Голдвин-Майер» в Австралии. В годы депрессии только благодаря его помощи вся семья выжила». Норман Майер устроился в компанию «Майер Эмпориум», которую основали его дяди — Сидней и Элкон Майеры. Он начал с должности простого продавца под началом Сиднея Майера и уже в начале 1950-х гг. мог с гордостью заявить, что, «являясь председателем и управляющим «Майер Эмпориум», предоставляет работу 10 тысячам человек». В сфере розничной торговли это предприятие было самым крупным в Британской империи. Широко известно, что Майеры помогали своим землякам, в том числе и некоторым анзакам. Выбор английского языка как единственного языка общения в семье принимался русскими анзаками безоговорочно. В годы между Первой и Второй мировыми войнами у многих из них, особенно у тех, кто жил вдали от крупных городов, не было условий для общения со своими земляками на родном языке. Женитьба на англичанках или австралийках и появление детей способствовали дальнейшей ассимиляции. Даже в тех редких случаях, когда анзаки женились на своих бывших соотечественницах, в семье предпочитали говорить по-английски. Женитьба на русских женщинах могла бы помочь сохранить русскую культуру в семье, но для большинства анзаков это оказалось невозможным.

В начале 1920-х гг. среди российских иммигрантов преобладали мужчины. Всего лишь несколько человек смогли найти себе жен из России. Вообще же на удивление много русских анзаков женились на австралийках вскоре после демобилизации. Около десятка из них, отправленных в Австралию с фронта после ранений, женились на австралийках еще до окончания войны, другие женились вскоре после демобилизации. Как и в Англии, их невестами часто становились медсестры, заботившиеся о них в госпиталях. Они не боялись выйти замуж за этих бездомных чужестранцев и вместе с ними строить новое будущее, они умели лечить не только физические, но и душевные раны.