Андрей Кравцов - Русская Австралия

В целом положение русских в Австралии, в том числе и анзаков, оказалось в послевоенные годы очень тяжелым. В то время как Финляндия, Польша и прибалтийские республики учредили в Австралии свои консульства, которые защищали права своих сограждан, уроженцы русских губерний оказались лишены консульской защиты. Защита их интересов с большевистских позиций, которую пытался осуществить Петр Симонов, консул, назначенный Советской Россией, но не признанный австралийской стороной, только усугубила их и без того тяжелое положение. Ветеран Петр Метсер обращался к Ллойд Джорджу от их имени: «.. нас не просто забыли, мы были наказаны правительством Его Величества, которое не считает нас живыми людьми». Он предлагал свои услуги в качестве русского, небольшевистского консула в Тасмании. Но эта попытка не увенчалась успехом — дипломатические отношения между Австралией и Россией были установлены только во время Второй мировой войны, когда оба государства вновь стали союзниками.

Во время службы в армии буквально единицы анзаков стояли на откровенно радикальных позициях, да и радикализм их был связан чаще с антивоенными настроениями, а не с идеями большевизма.

По иронии судьбы уже после возвращения в Австралию они столкнулись с проблемами, вынудившими их прислушаться к пропаганде большевиков. Взрыв антирусских настроений, последовавший за большевистской революцией и «бунтами красного флага», безработица, общая неустроенность и одиночество — все это заставляло русских анзаков чувствовать себя в Австралии изгоями. Неудивительно, что некоторые из них начинали подумывать о возвращении на родину, несмотря на сообщения в австралийской печати о зверствах большевиков. В 1918–1921 гг. желание покинуть негостеприимную Австралию охватило многих.

Непризнанный советский консул П. Симонов представил австралийскому правительству список русских, желавших репатриироваться. Он включал 600 человек, среди которых было и несколько десятков анзаков и членов их семей. Среди них только единицы (Родионов, Силантьев, Сологуб) возвращались в Россию для воссоединения со своими женами и детьми. Большинство же, как кажется, хотели покинуть Австралию прежде всего из-за тяжелых условий жизни в ней. Среди желавших выехать была мать погибшего в Бельгии 7 июня 1917 г. Уильяма Аверкова, вдова с шестью детьми, которая не могла выжить на получаемую от австралийского правительства пенсию. Но только семь человек русских анзаков из списка П. Симонова получили разрешение на выезд, причем двое из них, Лузгин и Снеговой, в последний момент раздумали ехать в Россию и остались в Харбине, а затем уже вернулись в Австралию. Еще около десятка анзаков, не попавших в список, пытались вернуться в Россию самостоятельно — с помощью других ведомств.

Истории тех, кто сумел добраться до России, чтобы навестить родных или остаться там навсегда, в большинстве своем остались нерассказанными. Иногда удается узнать лишь отдельные факты и по ним предположить, что же испытали русские анзаки, вернувшись на родину. Михаил Борисов, карел, был тяжело ранен под Мокет-Фарм и провел много месяцев в госпиталях. После возвращения в Западную Австралию и увольнения из армии в октябре 1917 г., он обратился к военным властям с просьбой о годовом отпуске и бесплатном проезде в Россию, «чтобы поправить здоровье». Поскольку он уже не состоял в армии, военное ведомство ничем ему не помогло. В 1920 г. он был натурализован. Следующий документ в его деле относится к октябрю 1923 г. К этому времени он уже болен и живет в доме престарелых Армии спасения в Виктории. В документе он просит выдать ему дубликаты австралийских боевых медалей, которые были конфискованы советскими властями, когда он покидал место заключения в Чите в мае 1923 г.

Еще менее известно, что случилось с семьей Бекзы Гасиева. Это был осетин, женатый на русской женщине Дуне Лопасовой. В Австралии у них родилось двое детей, и в 1920-х гг. они выехали в Россию. В 1934 г. их сын Петр Гасиев обратился к австралийским властям с просьбой помочь вернуться в Австралию, бежав из России и находясь в бедственном положении в Индии. Мало что известно об испытаниях Николая Степанова, его родителей, брата и сестер, которые вернулись в Россию в феврале 1921 г., продав свой знаменитый брисбенский пансион — центр русской общины на улице Стэнли — за 300 фунтов. Формально они ехали в Россию, чтобы «поправить здоровье», в действительности же исполняли свою давнюю заветную мечту — вернуться на родину. Два года спустя мечта развеялась: Михаил Степанов, отец анзака Николая и «патриарх русской колонии» в Брисбене, умер в Москве в марте 1923 г., а его жена и дочь «подверглись там тяжелым испытаниям», говорилось в донесении австралийских служб безопасности. Степановы бежали в Китай с большим трудом, благодаря только тому, что были британскими подданными, смогли добраться до Харбина, разутые и раздетые. Николай решил остаться в Китае, а остальная часть семьи вернулась в Австралию. В Китае Николай завел семью, работал в торговых фирмах, в 1929-м попытался продлить свой британский паспорт, но не тут-то было. Степановы уже давно были в черном списке у австралийских властей, и вместо продления паспорта натурализация Николая была аннулирована без всякого предупреждения. Несмотря на то что он вырос в Австралии, воевал за нее и большая часть его семьи жила там. Не помогло и обращение Николая к австралийским властям, в котором он писал о своей искренней привязанности к стране. Только 11 лет спустя, в 1941 г., ему наконец-то удалось вернуться на пятый континент.

Василий Грешнер был, вероятно, единственным, кто написал воспоминания о своем пребывании в России в 1930-х гг. С 1929 г. он работал в Новой Гвинее, прокладывая там линии электропередач, а в 1932 г. отправился в Россию, чтобы повидать мать и родных. Он был сыном начальника нижегородского охранного отделения, убитого эсерами в 1904 г. Опасаясь навредить своей семье, он умолчал о своем происхождении и въехал по специальной визе, выдававшейся иностранным специалистам, желавшим работать в Советской России. Как только он сошел с корабля в Ленинграде, ОГПУ арестовало его и подвергло допросу. «Я решил не показывать им своего страха, — пишет он в воспоминаниях. — Чтобы вырваться на свободу, я должен был притвориться сторонником коммунизма. Я хотел познакомиться с Россией любой ценой, но отнюдь не из-за решетки». Чтобы убедить чекистов в своей благонадежности, ему пришлось сочинить историю о своем происхождении и своих мытарствах в Австралии. Он бравировал дружбой с Зузенко, с которым в действительности был едва знаком. В то время моряк-дезертир Зузенко пользовался доверием советских властей как активный участник русских выступлений под красным флагом. Он был депортирован из Австралии, но поддерживал с нею связь. В 1938 г. Зузенко был репрессирован и расстрелян. Удивительно, но Грешнера в конце концов выпустили. «Друзья считали меня сумасшедшим, — пишет он, — они говорили, что теперь я меченый, что даже мой иностранный паспорт не спасет меня, если органы дознаются, кем был мой отец». Добравшись до Москвы, В. Грешнер нашел свою мать и родных, пребывавших в бедственном положении. Решив прежде всего помочь им материально, он устроился работать на предприятие под Москвой. Этот опыт помог ему разобраться в том, как действительно жилось рабочим в стране социализма и как ловко манипулировала коммунистическая пропаганда общественным мнением на Западе. ОГПУ по-прежнему не оставляло его. Неожиданно он узнает о строительстве нового золотопромышленного предприятия в Казахстане. Недолго думая, Василий вербуется туда как специалист-техник и едет в сопровождении своего брата Святослава. Сделал ли он это ради заработка или для дальнейшего знакомства с Советской Россией? Или для того, чтобы еще раз испытать себя? Пожалуй, как человек авантюрного склада характера, для всего сразу. Предприятие строилось в неосвоенных краях, за Семипалатинском. Грешнер проработал там несколько месяцев, ощущая, как кольцо вокруг него сжимается все туже. Специалистов, работавших рядом с ним, арестовывали одного за другим. В конце концов он решил, что пора возвращаться домой, в Австралию. Когда он ехал в санях по замерзшему Иртышу, направляясь в Барнаул для получения визы, его арестовали и отвезли обратно в Семипалатинск, где посадили в тюрьму.