Константин Оберучев - В дни революции

   Совет солдатских депутатов занял в этом отношении совершенно непримиримую позицию и находил невозможным такой способ организации украинского войска. Тогда "полк" вызвал генерала Ходоровича, и тот, чтобы выйти как нибудь из положения, предложил собравшимся выбрать делегатов и вместе с ними и Исполнительным Комитетом обсудить вопрос.

   Вот на это импровизированное собрание меня и вызвали так экстренно.

   Когда я вошёл в зал, он был полон народа. Главным образом, были делегаты-украинцы из импровизированного полка.

   Добрую половину мест занимали люди, украшенные жёлто-голубыми лентами с лица недоброжелательными, но далеко не все с ярко выраженными украинскими национальными чертами. И если бы не жёлто-голубые ленты, я не считал бы, что я присутствую на собрании украинцев.

   Дебатировался вопрос о признании собравшихся случайно в Киеве четырёх тысяч солдат, по преимуществу дезертиров, полком.

   Само собою разумеется, что этого допустить никоим образом было нельзя.

   Ведь, это создавало прецедент. И волна дезертирства пошла бы большая под предлогом формирования национальных полков.

   Центральная украинская рада (о ней ниже), -- сконструировавшийся уже орган в крае, -- вынесла следующую резолюцию.

   Она признавала несвоевременным формирование теперь же особого украинского войска, однако считала необходимым данную группу солдат признать полком и считаться с этим, как с фактом.

   На настоящем собрании мнения разделились. Большинство, -- все заинтересованные в этом признании делегаты "полка" считали необходимым признать полк сформированным; меньшинство -- не находило этого возможным.

   Чтобы выйти из положения, я взял слово.

   Я напомнил присутствовавшим здесь членам организационного комитета, настаивавшим на признании, о тех условиях, которые были нами приняты при первом их посещении меня по вопросу о формировании. И я предложил им следующее.

   -- Завтра же я поеду к генералу Брусилову и попрошу его утвердить формирование полка на следующих основаниях. Из солдат и офицеров набирается необходимый кадр, и полк пополняется волонтёрами, не обязанными военной службе; все же остальные немедленно отправляются на фронт. Вместе со мною поедут как представители организационного комитета, так и представители "полка" вместе с полковым командиром.

   На этом, по-видимому, согласились, и мирно все разошлись.

   Но это только, по-видимому.

   Когда я на следующий день пришёл к отходу поезда в Каменец, ни членов организационного комитета, ни делегатов не было.

   И я поехал один.

   Как я ожидал, генерал Брусилов немедленно согласился на моё предложение и разрешил не только формирование "1-го украинского имени гетмана Богдана Хмельницкого полка", но и на формирование запасного полка на тех же основаниях.

   Немедленно было мною сообщено об этом в Киев, и были отобраны кадры.

   Но напрасно вы стали бы искать на фронте всех оставшихся вне кадров этих украшенных национальными эмблемами защитников Украины, которой, к слову сказать, угрожал сильный враг. Их не было там, они туда не пошли, а разбежались по деревням, кто без билетов, а кто с билетом новоявленного командира.

   Кстати о командире полка Путнике-Гребенюке.

   Когда вопрос о формировании полка был поставлен серьёзно, то кадровые чины, отобранные для формирования полка, сами арестовали его и привели его ко мне для отправки на фронт.

   И я отправил его в сопровождении офицера.

   А он не сумел красиво уйти. Он, уходя, сказал мне, что вполне согласен со мной по вопросу о ненужности таких формирований.

   А полк продолжал формироваться; но к сожалению в него вливались вместо добровольцев, не обязанных службой, всё те же самовольно отлучившиеся с фронта и тыла, которые были при первых попытках самочинного формирования.

   Сколько раз новый командир этого полка приходил ко мне жаловаться, что он не может ничего поделать, и что он не знает, как выпутаться из этого трудного положения, в которое он попал.

   Полк был укомплектован, но так как я настаивал на выполнении организационным комитетом своих обязательств, я не мог дать согласия на признание именно этого состава полка полком.

   Наступила половина мая. Приехал военный и морской министр Керенский, и мы поехали с ним в ставку Брусилова. С нами вместе выехали представители Центральной Украинской Рады, Организационного Комитета и вновь избранного на войсковом украинском съезде Украинского Войскового Генерального Комитета. Они выехали, чтобы вместе с Керенским выяснить вопрос об этом полку и о дальнейших формированиях.

   Довольно долго шла наша беседа.

   Я настаивал на том, что нужно оставаться на той формуле формирования украинских войск, которая была уже принята, т. е. добровольческих комплектований. И, поэтому, полк, сформированный не так, не должен быть признан полком. Керенский признал возможным считаться с фактом и утвердить этот полк. Что же касается до дальнейших формирований, то таковых до окончания войны и решения Учредительного собрания быть не должно.

   Членом Генерального Комитета было внесено предложение, чтобы украинцы из тыловых частей направлялись в определённые, наперёд назначенные для "украинизации" корпуса. Я поддержал это предложение и оно было принято. Сделано только ограничение, чтобы не трогать для этого частей ближайшего тыла, т. е. Киевского и Минского округов.

   На этом и согласились.

   Кажется, всё ясно и просто. Но не тут-то было.

   Наступало очень тяжёлое время. В начале июня Керенский в поездке по Юго-Западному фронту сделал героические усилия, чтобы двинуть войска вперёд. Ему это удалось, несмотря на усиленную в это время пропаганду большевиков.

   Но он действовал со всей горячностью, потому что он верил, что этим натиском он приближал народы к миру.

   Ведь, именно в это время были сконцентрированы на севере Франции французские и английские войска, и начались удачные действия.

   И если бы в это время удался натиск на русском фронте, то близость конца войны была бы неминуема.

   Силы сопротивления имеют свои пределы, и удачный натиск на всех фронтах привёл бы тому, что Центральные державы вынуждены были бы принять протянутую руку. И если, конечно, их нельзя было довести до того, чтобы им диктовать условия мира, -- да это и не нужно, и не к этому стремится демократия, -- то можно было заставить приступить к переговорам для заключения действительно демократического мира без победителей и побеждённых.