Николай Японский - Дневники св. Николая Японского. Том ΙV

— Посоветуйтесь с наставниками и скажите мне их мнение.

Приходит потом и говорит, что наставники присудили нагрубившего Ирино исключить, прочих наказать невыпусканием в город, кого на месяц, кого на две недели.

— Ладно, согласен! — ответил я.

Но после стало очень жаль Ирино, который через месяц имеет кончить курс. Когда пришел Иван Акимович просить на дорогу ему домой, по случаю исключения, я сказал ему поместить Ирино в Катихизаторской школе: пусть отсюда продолжает ходить на лекции, пусть никуда не отлучается в город; если до конца трети будет вести себя хорошо, то окончит курс и поступит на службу Церкви, хотя при выпуске диплом ему не будет дан из опасения, что он может компрометировать его и Семинарию; после же, если будет вести себя хорошо, получит диплом. — Так и сделано.

Портят много учеников прежде бывшие в Семинарии и исключенные или вышедшие самопроизвольно и продолжающие знакомство с бывшими товарищами; народ–то — дрянной нравственно, прививающий болячки и к нашим простакам вроде Ирино, Янсена, Исибаси, Кадзима — нынешним виновным.

11/23 мая 1899. Вторник.

О. Тит Комацу пишет, что жена катихизатора Романа Фукуи больна горячкой, просит назначить ему десять ен в месяц пособия до излечения жены. Как же можно! Этак у нас скоро вдвое станет требоваться на содержание проповедников, потому что у кого же из них не окажется больных! — Послано десять ен на лечение — единовременно.

Был с визитом Bishop Англиканской Церкви Shereshevsky, больной параличом. Трое сняли его с тележки и внесли в комнату на диван. Привез в подарок книжку перевода «Пятикнижие Моисеева», только что напечатанную им, и просил написать ему мое мнение о переводе его Нового Завета, прежде презентованного, и его книжки; деньги ему обещали для печатания его перевода Священного Писания из какого–то аглицкого общества, да замедляют высылкой, так, чтобы ускорить, находит он нужным и мое мнение о его переводах. Обещался я написать и доставить ему. Помоги ему Бог! Трогательно видеть такое усердие к делу Божию в человеке, которого и речь едва можно понять.

12/24 мая 1899. Среда.

Рано утром о. Феодор Мидзуно отправился в Яманаси–кен, Коофу по вызову катихизатора, крестить приготовленных к сему. Наказывал ему хорошенько испытать просящих крещения и истинно желающих и достаточно знающих учение только допустить; место там трудное, компликация с католиками, от которых бегут их христиане, — нужно быть особенно осторожным.

Из Нагоя о. Петр Сибаяма просит катихизатора для Екосука, где есть просящие научения. Где же взять?

13/25 мая 1899. Четверг.

Утром, в половине седьмого, панихида по Анне Кванно, которой сегодня сорок дней. Служили со мной оо. Сато и Циба; пели ученицы. Все ученицы были в Церкви. Потом они отправились в Уено, побыли на могиле своей начальницы, а затем имели рекреацию: смотрели зверинец, музей, пели свои гимнастические песенки, чем привлекали толпу других гулявших в саду; обедали там же принесенным из школы обедом, для чего у них законтрактирован был один чайный домик там. В шестом часу уже вернулись домой в полном благополучии.

Ученики тоже имели сегодня рекреацию, но гуляли вразброд. Женской школе, по просьбе начальницы Елисаветы Котама, я дал пять ен на билеты в зверинец и музей.

Между учениками Семинарии есть порядочные шалуны; самый неугомонный из них, из младших, Судзуки (из Сиракава) вчера сломал ногу в борьбе с товарищем — отослан в госпиталь.

Был с визитом у господина Спальвина; застал его в хлопотах; целый день возился со счетами, рассчитывая своего повара, который хотел надувать и его, как предшественника его по квартире, немца, — но не на такого напал; Спальвин, хоть и получает три тысячи от Университета, но счет деньгам, как видно, любит. И хорошо делает. Всем бы русским походить на него, не русского по крови, но русского по получаемым деньгам.

14/26 мая 1899. Пятница.

День Коронации, молебен в Посольстве. За столом у посла нелепый спор с пессимистом князем Лобановым; я чуть не рассердился за бесшабашное утверждение его, что и нравственных законов мы ясно не знаем (как будто они не начертаны на сердце человека и не уяснены потом Словом Божиим!) и прочее.

Когда гулял по площадке у Собора, в пять часов, миссионерка–методистка привела девиц двадцать своей школы в Аояма и просила показать Собор; показал, потом отвел их в нашу Женскую школу отдохнуть, ибо они возвращались с рекреации в Уено, и познакомиться с нашими.

15/27мая 1899. Суббота.

Что за слабый народ — ученики наши! Как близко к окончанию курса и службе церковной, так и начинают хворать безнадежными болезнями! На Павла Нагано я смотрел как на самого здорового из ныне оканчивающих — в чахотке! Сегодня должен был отправить его в Тоносава, по совету врача, чтобы совсем не слег здесь. Исикава, Амано, оканчивающие курс, — в чахотке! Суда даже гимнастикой не может заниматься по слабости телесной, Оою — хворая лягушка, и прочие.

Костылев, консул в Нагасаки, ответил на мое письмо, что у просящих венчания у священника в Оосака, о. Судзуки, документов недостает — невеста не привезла метрическое свидетельство из России, почему священник в Порт—Артуре отказался венчать. Написал я о. Сергию Судзуки, чтобы и он не венчал.

16/28 мая 1899. Воскресенье.

После Обедни был христианин из Симооса, наученный Павлом Канасуги и недавно крещенный, видимо, усердный, ибо и всю свою семью собирается крестить. «Креститься, — говорит, — и многие другие желают в нашей деревне, только надо делать это с разбором, чтобы недостойные не были допущены». Так! И это наученник человека, которого, когда он был в Катихизаторской школе, никто не считал способным к катихизаторству, по его буйству и лени! — Дай Бог, дай Бог!

17/29 мая 1899. Понедельник.

Посетил больного чахоткой Николая Хигуци, отца кандидата, наставника Семинарии Емильяна Хигуци. В последнем градусе болезни, но в благочестивом и потому спокойном состоянии духа; совсем приготовился: пособоровался, прежде того приобщился и вчера опять исповедался и приобщился Святых Тайн, и в благоговейном настроении ждет своей скорой кончины. Дай Бог и всякому такое настроение при кончине! Дай Бог и право на такое настроение! А раб Божий Николай имеет это право: он жил доброю христианскою жизнию со времени обращения ко Христу и всецело предан Христу, свидетельством чего служит то, что он единственного своего сына посвятил на служение Церкви Христовой. Когда Емильян еще ребенком был болен, отец его дал обет — если выздоровеет, посвятить его на служение Церкви, так и сделал.