Александр Тищенко - Ведомые Дракона

- Паша, как дела?

Ответа не последовало. Я посмотрел в сторону, где должен был находиться самолет ведомого. Вот он, рядом. Но что это? "Як" как-то странно клюнул носом, чуть развернулся и с левым креном направился в сторону Сиваша.

- Пашка, отвечай, что случилось? - закричал я, предчувствуя недоброе.

- Ранен в руку, - послышался усталый голос Сереженко.

- До дома дотянешь?

- Дотяну.

Я пристроился к Сереженко, тревожно посматривая за воздухом. Сейчас совсем ни к чему была бы встреча с вражескими истребителями.

Сели мы нормально. Рана у Сереженко оказалась серьезной, но кость не пострадала. Через месяц летчик был снова в строю. После этого полета я уже не стал рисковать при выполнении разведывательных задач...

Первая встреча с "фокке-вульфами" еще более укрепила во мне уверенность, что и с ними можно вести успешную борьбу. Хотя этот орешек покрепче "мессершмитта", но и его можно раскусить. Надо только хорошенько знать его сильные и слабые стороны и не забывать о них в бою.

ФВ-190, появившийся на фронте летом 1942 года, кое в чем превосходил Ме-109. Он имел более мощное вооружение (четыре пушки и два пулемета в основном варианте), солидную скорость (примерно шестьсот километров в час) и лучшую систему бронирования. К его недостаткам следует отнести худшую, чем у Ме-109, маневренность и скороподъемность, большие полетный вес и посадочную скорость. Отмечу, что летчики "фокке-вульфов" стремились уклониться от боя на вертикалях и предпочитали маневрировать в горизонтальной плоскости. Из боя они выходили или резким пикированием, или сваливанием на крыло.

* * *

На аэродроме Веселое вместе с нами базировалось одно из подразделений корректировочно-разведывательного полка. Мы крепко сдружились с соседями: вместе летали на боевые задания, вместе проводили короткие часы фронтового отдыха.

Как-то капитану Анкудинову и мне поручили сопровождать самолет Ил-2, экипажу которого предстояло разведать и сфотографировать в Крыму участок железной дороги между Армянском и Джанкоем. Задание было несложное, времени на подготовку к нему дали достаточно, погода стояла хорошая. Словом, все благоприятствовало полету.

Взлетели, набрали высоту и направились к Сивашу. Взглянули вниз, на переправу, - она стояла целехонькой. Вокруг нее, на мелководье, торчали хвосты и носы вражеских самолетов. А у торцов понтонного моста виднелись многочисленные воронки от бомб и снарядов. Да, нелегко живется тем, кто обслуживает переправу...

И вот наша группа уже над железной дорогой. Экипаж разведчика предупреждает, что он начинает выполнять задание. Мы внимательно посматриваем за воздухом, готовые в любой момент прийти на помощь "илу".

Справа появляется вражеский транспортный самолет. Хорошая цель, но мы не имеем права ее атаковывать. Не успели проводить взглядами "транспортника", как увидели двух "мессершмиттов", направлявшихся в нашу сторону. Приготовились к бою. Пара Анкудинова немного оттянулась назад, а я со своим ведомым стал набирать высоту и "захватывать солнце". Но в последний момент "мессершмитты" отвернули и быстро скрылись. Очевидно, не решились вступать в бой с нашей четверкой.

Наконец разведчик закончил работу и, развернувшись, начал снижаться. Мы в недоумении: зачем? Ведь на небольшой высоте фашистские зенитные автоматы стреляют довольно точно. И в самом деле, вокруг "ила" стали рваться снаряды. Анкудинов спешит предупредить об опасности экипаж разведчика. Но тот все больше и больше прижимается к земле.

Показался Сиваш, скоро наш аэродром. Но что это? "Ил" вздрогнул, накренился и, сминая голые кусты лозняка, приземлился на прибрежный песок. Пораженные нелепостью случая, мы начали кружить над самолетом. На наших глазах экипаж выбрался из "ила" и куда-то скрылся. По истребителям открыли огонь зенитки. Значит, это вражеская территория. Вот так история... И экипажу ничем нельзя помочь.

Понуро плетемся домой, садимся. Доложить толком не можем: не знаем причину такого поведения экипажа разведчика. То ли у "ила" отказал мотор, то ли в него попали снаряды вражеских зениток, то ли летчик допустил ошибку в пилотировании - непонятно. Мы чувствуем себя неловко, хотя и понимаем, что не виноваты. Разведчик, которого нам поручили сопровождать, задачу не выполнил, экипаж или погиб, или попал в плен. Выходит, что и мы не справились со своим заданием...

- Самолет сгорел? - спросил генерал Савицкий, прилетевший вскоре на аэродром.

- Нет, цел.

- Нельзя оставлять его фашистам. И пленку - тоже.

И снова мы с Анкудиновым поднимаемся в воздух.

Теперь у нас необычная задача: уничтожить свой, ставший чужим, самолет. Делаем несколько заходов, расстреливаем почти весь боекомплект. Но "ил" не горит и не взрывается. Нас сменяют генерал Савицкий и Федоров. А "ил" опять не горит, несмотря на то, что весь изрешечен снарядами. Так и пришлось его оставить...

Хотя и неприятным был этот случай, но он наглядно показал, насколько крепки наши самолеты. И не только штурмовики, но и истребители. Смотришь иногда и поражаешься: в крыльях, стабилизаторе и фюзеляже зияют пробоины, а машина благополучно садится. Мы, летчики, конечно, гордились отечественными самолетами, построенными заботливыми руками советских людей.

Как-то вечером меня опять вызвал начальник разведки дивизии майор Цыбин.

- Аэродром Сейтлер знаете? - этой фразой он обычно начинал разговор с летчиками.

Я задумался. Уже месяц я колесил по Крымскому полуострову, искал аэродромы, наблюдал за движением поездов и колонн автомашин, засекал расположение вражеских штабов. Знал, как говорится, каждый кустик. Но аэродрома в районе небольшого местечка Сейтлер что-то не видел.

- Нет, не знаю.

- Плохо смотрите, - Цыбин метнул на меня осуждающий взгляд. - Завтра к десяти утра у меня должен быть снимок аэродрома. Он восточнее населенного пункта, километрах в четырех. С кем полетите?

- Подумаю, товарищ майор.

- Чего думать? Надо лететь с Сереженко.

Не только я, но и Цыбин хорошо знал разведывательные способности Павла Сереженко. Тот прекрасно видел все, что делается на земле и в воздухе. А главное - имел феноменальную зрительную память. После разведки аэродрома он мог безошибочно доложить, сколько каких самолетов находилось на каждой стоянке, сколько зенитных точек вели огонь, и о многом другом.

- Сереженко в госпитале, - ответил я.

- Что с ним?

- Ранен в руку после первого знакомства с "фоккерами".

- При каких обстоятельствах? - допытывался Цыбин, и мне показалось, что неспроста.

- Неудачный бой, - начал хитрить я, зная, что Цыбин любит раздувать ошибку до масштабов преступления. - Выполняли обычное задание.