Анна Цомакион - Джузеппе Гарибальди. Его жизнь и роль в объединении Италии

Гарибальди ранен под Аспромонте

Как только больной оправился, насколько было возможно, ему возвратили свободу. Он вернулся домой на Капреру и более года провел здесь в тихом уединении, деля свое время между работами по хозяйству, чтением газет и литературными занятиями, которым вождь волонтеров охотно отдавал свои свободные часы.

Здесь уместно будет сказать несколько слов о Гарибальди как литераторе. Пожиная все новые и новые лавры в качестве полководца, генерал не менее дорожил и теми, которые надеялся заслужить, работая пером. Кроме своих мемуаров, он написал несколько полуроманов и большое количество стихов, не выдерживающих как литературные произведения ни малейшей критики. Они могут быть интересны только как лишний материал для уяснения нравственной личности автора, но, к сожалению, за исключением мемуаров, не дают нам о нем никаких биографических сведений. Вот почему каждый раз при выходе в свет одного из таких произведений публика, искавшая в них только новых фактов из столь богатой содержанием жизни героя, испытывала сильнейшее разочарование. Люди, близкие к Гарибальди и дружески к нему расположенные, не раз давали ему искренний совет не публиковать своих сочинений, но по какому-то непонятному ослеплению он никогда не хотел слушать этих добрых советов.

В 1864 году, расставшись с идиллической жизнью на Капрере, Гарибальди предпринял свою знаменитую поездку в Англию, вызвавшую такие разнообразные толки и комментарии во всей Европе. Как только стало известно в Лондоне, что итальянский герой едет в Англию, в столице поднялось сильнейшее волнение. Начали собираться митинги, стали обсуждаться проекты тех торжеств, какими намеревались почтить дорогого гостя, составились комитеты для его приема. Толковали о триумфальных арках, торжественных процессиях, адресах и т.д. Среди высшей аристократии нашелся восторженный поклонник Гарибальди, молодой герцог Сотерленд, пославший генералу приглашение остановиться в его доме. Таким образом, Гарибальди, принявший это приглашение, должен был сделаться гостем английской аристократии в лице одного из блестящих его представителей. Герцог Сотерленд принадлежал к одной из древнейших фамилий, ведущей свой род от завоевания Англии норманнами. Мать его пользовалась необыкновенным авторитетом при дворе, являлась в придворных церемониях рядом с королевой и известна была народу как герцогиня без прибавления имени. Сотерленд был страшно богат и любим в аристократическом обществе и, кроме того, чрезвычайно популярен среди народа благодаря своим личным заслугам, безумной смелости и безграничной преданности делу подания помощи ближнему. Этот-то любимец английского общества должен был сделаться гостеприимным хозяином Гарибальди; никто, без сомнения, не мог лучше исполнить эту роль.

4 апреля на пароходе “Рипон” прибыл Гарибальди в Саутхэмптон. С раннего утра весь город находился в каком-то лихорадочном волнении. На пристани собралась большая толпа; репортеры всех английских газет съехались, чтобы описать встречу. На берегу стояло несметное множество народу; много виднелось красных гарибальдийских рубашек, особенно – на женщинах. Когда показался на палубе Гарибальди, громкий восторженный крик огласил воздух, зареяли платки, замахали шляпами, загремела музыка. Гарибальди приветливо кланялся и махал шляпою. Он был одет в мундир итальянского легиона и в широкий, откинутый назад, серый плащ. С ним были сыновья его, Менотти и Ричиоти, секретарь Негретти и доктор Базиле.

На другой день был назначен прием Гарибальди городскими властями. С девяти часов утра у дома мэра толпилась необозримая масса публики. При появлении Гарибальди поднялись восторженные крики; силою своею они заглушили звуки целого оркестра, шедшего впереди торжественного поезда, направлявшегося в ратушу. Зал ратуши был наполнен народом; только посредине был оставлен узкий проход. Медленно, среди восторженных восклицаний, прошел герой к предназначенному ему месту и, сняв шляпу, раскланялся. Когда утихли первые приветственные крики и рукоплескания, мэр города представил генерала собранию и сказал свою приветственную речь. Гарибальди отвечал по-английски. Он выражался с некоторым затруднением, но вполне понятно.

Из Саутхэмптона Гарибальди сделал поездку на остров Уайт, а через несколько дней отправился по железной дороге на экстренном поезде в Лондон. В Лондоне ему готовился торжественный прием. Огромный дебаркадер был наполнен народом, но все происходило в величайшем порядке. Когда Гарибальди вышел из вагона на особо приготовленную платформу, его встретили восторженные крики. Женские голоса были слышнее всего. Гарибальди приветливо оглянул собрание, и его прекрасные серые глаза засияли удовольствием и гордостью. Когда крики немного стихли, секретарь комитета, образованного для приема Гарибальди, Ричардсон, прочел взволнованным голосом приветственный адрес. По окончании чтения Гарибальди пожал Ричардсону руку и приблизился к краю платформы. Дрожащим от волнения голосом он отвечал по-английски: “Я крайне счастлив, что могу сегодня принести мою благодарность этой благородной нации за ее великодушное сочувствие делу моей страны и всего человечества. Давно ждал я этого дня и очень рад, что могу выразить вам всю мою благодарность”. После этого секретарем комитета рабочих был прочтен второй адрес, написанный в горячих, восторженных выражениях. Генерал был растроган до слез и отвечал: “Мне хочется сказать рабочим в особенности, что я им очень благодарен и никогда не забуду приветствия класса, к которому считаю себя принадлежащим. Я люблю называть моими братьями рабочих всех частей света”. Этот ответ, так же как и предыдущий, вызвал общее одобрение.

Гарибальди и окружавшие его двинулись к выходу; огромные двери дебаркадера открылись настежь, и итальянский герой в изумлении остановился перед невиданным, беспримерным зрелищем. Перед ним тянулась длинная улица, сплошь покрытая народом; стечение его было так многочисленно, что депутации рабочих цехов и клубов, насчитывающие более пяти тысяч человек, терялись среди этого моря голов. Улица, которая вела к дому герцога Сотерленда, тянулась через весь город, и везде, на всем этом протяжении, толпа имела те же размеры. Между тем порядок царил замечательный. Сами зрители первых рядов, взявшись за руки, образовали цепь, сквозь которую нельзя было пробраться ни одному человеку. Все крыши были усеяны народом; во всех окнах развевались флаги и платки. Медленно подвигался поезд, так медленно, что, отправившись с дебаркадера в 2 часа пополудни, прибыл в Стаффорд-Гоуз, где жил герцог Сотерленд, только в 7 часов вечера. Гарибальди был сильно утомлен.