Владмир Бояринцев - АнтиЭйнштейн. Главный миф XX века

Видите, как все просто: оказывается, что еще пятьдесят семь лет назад эксперименты «блестяще подтвердили» теорию относительности в варианте Эйнштейна! Правда, при этом проявляется удивительная, просто необыкновенная скромность - ни один из этих экспериментов не упоминается!

Профессор А.А. Рухадзе пишет[43], что мы обращаем здесь внимание прежде всего на связанный с именем Эйнштейна рекламный процесс, начавшийся потом и у нас. Эта рекламная кампания, начатая при жизни Эйнштейна, набирает силу в настоящее время в международной паутине, в преддверии столетия появления теории относительности в варианте Эйнштейна.

Рухадзе отмечает: «В России мы привыкли к образу добропорядочного, всепрощающего, всепонимающего, скромнейшего Эйнштейна. В жизни это был человек, плохо понимавший возможность чьей-либо правоты, кроме своей собственной; резкий и нетерпимый в споре; готовый прислушаться к мнению лишь немногих избранных. Узнав это, меньше удивляешься тому, что у Эйнштейна никогда не было настоящих учеников, что он не создал и не оставил школы…»

В сборнике[44] приводится дневниковая запись композитора Георгия Свиридова, который написал, что В.Л. Гинзбург читал ему мысли Эйнштейна, «весьма посредственные и убогие. Ложь. Бездушие непомерное, вместо духовного созерцания - ремесленно-научное толкование мира, совершенно плоское, жалкое, пустое…»

Свиридов также отмечает: «Существует целая методика так называемого делания гения, делания художника, композитора, поэта и прочее. Это целая индустрия, умело поставленное дело…» Иногда знаменитость делается «буквально из «ничего». Примеры этого у нас на глазах».Лауреат Нобелевской премии Макс Бор так отзывался о другом еврее-лауреате: «Он является одним из величайших умов нашего века». Но это - относительно скромная оценка «создателя» теории относительности. Гораздо дальше пошли авторы статьи об Эйнштейне, опубликованной в издании, которое призвано научить наших детей физике: «История науки знает лишь несколько человек, которые в корне изменили взгляд людей на мироздание, отстояв свое право на инакомыслие. Такими были Пифагор, Аристотель, Архимед, Коперник, Галилей, Ньютон, Бор; только их можно поставить в один ряд с Эйнштейном».

Вот как характеризуется гений всех времен и одного народа! Здесь даже употреблены такие современные ключевые слова, как «мироздание» и «инакомыслие»! К 1959 году, когда отмечалось восьмидесятилетие Эйнштейна, о нем уже было написано более 5 тысяч книг, брошюр и статей, а 1905 год его поклонники и сторонники характеризуют как «беспримерно плодотворный в истории физики и научной мысли вообще».

При этом первой из пяти работ молодого автора была его докторская (по нашим стандартам - кандидатская. - В.Б.) диссертация «Новое определение размеров молекул». Рецензенту в Цюрихском университете вначале показался очень коротким текст представленной диссертации - всего 21 страница! Но когда Эйнштейн добавил еще одну фразу, рецензент, как утверждает издание, учащее наших детей физике, остался доволен. Здесь вспоминается анекдот, который в приличном исполнении выглядит так: автор принес в редакцию книгу, которая заканчивалась словами: «Хотите ли чаю?» - спросила графиня. «Отнюдь», - ответил гусар, он повалил графиню на диван, графиня смеялась при отдаче». Автору сказали, что все это хорошо, но не чувствуется современности. Через некоторое время автор пришел снова, окончание романа было тем же, но добавлены слова: «А за стеной ковали металл», но ему опять было сделано замечание: «Нет устремления в будущее». Окончательно исправленный вариант романа содержал дополнение: «Черт с ним, - сказал один кузнец другому, - докуем завтра!»

Отметим, что на этих двадцати одной страницах молодой гений написал такое, что диссертация, по нашим меркам кандидатская, была признана ошибочной и защищена не была! Бедный же рецензент профессор Кляйнер вынужден был в течение ряда лет помогать Эйнштейну, тем самым искупая свою вину перед международным сионизмом.

Где еще, уважаемые читатели, вы могли слышать про такой «беспримерно плодотворный в истории физики и научной мысли вообще» год? И если бы люди добрые (догадайтесь, под чьим давлением?) не присвоили бы ему звание почетного доктора, Эйнштейн не имел бы права занимать профессорскую должность.

Кстати, вопрос о докторской диссертации Эйнштейна тщательно замалчивается и таким капитальным произведением, как[3]. Еще один перл из издания, учащего детей физике:

«Нобелевскому комитету понадобилось 17 лет для того, чтобы по достоинству оценить эту революционность. Эйнштейн получил Нобелевскую премию в 1921 г. за «заслуги в области теоретической физики; и в особенности за открытие закона фотоэлектрического эффекта». Принято считать, что нобелевским лауреатом он стал за создание теории относительности. И не было бы ни малейшей ошибки, если бы Эйнштейн получил премию еще дважды: за частную теорию относительности и за общую. Но Нобелевский комитет решил иначе, и «квантовая премия» осталась для Эйнштейна единственной. Одна из очевидных несправедливостей в истории науки!»

Вот как формируется образ единственного в своем роде ученого! Ореол достоверности (плюс сионистская поддержка) - именно он помог сделать теорию относительности в варианте Эйнштейна самой удивительной теорией в истории физики. Впечатление, которое она оказала на широкие круги, объясняется прежде всего тем, что теория производила впечатление достоверной и вместе с тем парадоксальной.

Эта парадоксальность, умело обыгранная средствами массовой информации, и превратила частную теорию, разработанную и опубликованную до Эйнштейна, в чуть ли не божественное откровение, в создание гения всех времен и одного народа. И будто бы про себя Эйнштейн в 1936 году писал: «Я считаю вредным, когда в газетах появляются загадочные и туманные сообщения о проблемах, еще не проясненных в достаточной мере. Такие публикации не способствуют духовному обогащению интеллигентного читателя, они могут лишь подорвать у него доверие к честным научным исследованиям».

ТЕОРИЯ И ОПЫТ

Один еврейский (бывший советский) ученый, ныне преподающий математику в каком-то мексиканском городе, сказал: «Зачем эксперимент, когда есть теория?» Сам же Эйнштейн говорил: «Именно теория решает, что мы наблюдаем» и настаивал на том, что экспериментом «невозможно проверить все».

Другой ученый (Анри Пуанкаре) так отвечает на вопрос о соотношении теории и эксперимента: «Научный метод заключается в наблюдении и экспериментировании… Во всех опытных науках необходимо считаться с ошибками, обусловленными несовершенством наших чувств и наших инструментов…» («Наука и метод»).