Артур Вейгалл - Клеопатра. Последняя царица Египта

Завещание, которое теперь составил или подтвердил Цезарь, учитывая свой отъезд, ясно показывает, что его желание монархической власти было несовместимо с его нынешним брачным статусом. Без царицы и сына-наследника не имело смысла создавать трон, так как Цезарь уже получил абсолютную самодержавную власть пожизненно. Ведь если этот пост не будет безоговорочно передан его сыну Цезариону, не имело смысла стремиться к немедленному восхождению на трон. Поэтому в своем завещании, которое было составлено с учетом его возможной смерти до того, как он поднимется на свой будущий трон, Цезарь просто разделил свое имущество, отдав часть его государству, а часть своим родственникам, причем значительную долю получил его любимый племянник Октавиан. К завещанию прилагалось дополнительное распоряжение, в котором назначалось большое количество опекунов любого его потомства, которое, возможно, произведет на свет Кальпурния после его отъезда. Но его так мало интересовало это расплывчатое непредвиденное обстоятельство, что он, видимо, не оставил никакого финансового обеспечения для такого ребенка. Оставлять деньги Клеопатре или ее сыну не было нужды, так как она сама была сказочно богата. Нет сомнений в том, что это завещание он планировал уничтожить, если взойдет на трон до своего отъезда, и впоследствии стали считать, что он действительно написал еще одно завещание в пользу Цезариона, которое следовало использовать, если ему будет предложена корона. Но если, как кажется вероятным сейчас, это событие будет отложено до возвращения Цезаря, разделение его собственности между наследниками должно было стать самым лучшим урегулированием его дел в случае, если он умрет на Востоке. Пока Цезарь не получил корону, не было возможности упоминать Клеопатру или Цезариона в пожеланиях в завещании, ведь, если Цезарь умрет в Парфии или Индии, будучи по-прежнему диктатором, его надежды на основание династии, его план сочетаться законным браком с царицей Египта, его замыслы воспитать Цезариона так, чтобы он пошел по его стопам, да и вообще все его масштабные честолюбивые замыслы рухнут. Цезарь не был человеком, который очень заботился об интересах других людей; и в случае с Клеопатрой он был совершенно готов оставить ее сражаться за себя в Египте, случись ему отправиться в те небесные сферы, где ему от нее не будет никакой пользы. Его страсть к ней теперь, по-видимому, поостыла, и, хотя Цезарь все еще, вероятно, получал удовольствие от ее общества и в значительной степени был открыт для ее влияния, ее главная привлекательность для него в эти последние дни состояла в признании ее годной для того, чтобы взойти на новый трон рядом с ним. Она, со своей стороны, несомненно, сохранила во многом свою старую любовь к нему, и, несмотря на его усиливающуюся раздраженность и чудаковатость, она, видимо, щедро одаряла преданностью любящей молодой женщины великого стареющего героя.

Цезарь действительно выглядел старше своего возраста. На знаменитом его скульптурном портрете, который в настоящее время хранится в Лувре, он изображен осунувшимся и старым. Ему еще не было шестидесяти, но видимость молодости ушла из него, а годы и болезнь тяжелым грузом легли на его худощавую фигуру. Неукротимый дух и увлекающаяся натура Цезаря вели его по жизни, позволяя достигать поставленных целей, но теперь возникали большие сомнения, сможет ли он выдержать трудности войны, которая ему предстояла. Его нездоровье, очевидно, вызывало у Клеопатры сильнейшую тревогу, так как все ее надежды были связаны с Цезарем и с тем днем, когда он сделает ее владычицей римского мира. Тот факт, что теперь Цезарь решал вопрос об отсрочке создания монархии до окончания войны с Парфией, вероятно, стал для нее тяжелым ударом, так как были основания бояться того, что его силы иссякнут прежде, чем поставленная задача будет выполнена. Более трех лет она вместе с Цезарем работала над заложением основ их общего трона, и теперь, отчасти из-за нежелательности отъезда из Рима на такое долгое время сразу же после возложения короны, отчасти из-за затруднений с Кальпурнией, а отчасти из-за враждебного отношения многих известных людей к идее монархии, Цезарь решил на три года отложить этот переворот, который для Клеопатры, по-видимому, означал не только осуществление всех ее личных и династических честолюбивых замыслов, но и на самом деле был единственным средством, с помощью которого она могла спасти Египет от включения его в число римских владений или сохранить трон для своего сына. Во второй филиппике (обличительная речь, по названию речи Демосфена против Филиппа, царя Македонии, в защиту независимости Афин. – Пер.) Цицерон говорит о Цезаре, что, «планируя в течение многих лет свой путь к царской власти с большими трудами и многими опасностями, он осуществил свой план. Публичными зрелищами, монументальными зданиями, взятками и пирами он расположил к себе бездумную толпу. Своих собственных друзей он привязал к себе покровительством, своих противников – демонстрацией терпимости». И все же, когда цель уже была близка, он начал колебаться, считая, что лучше дождаться, когда его вознесет на трон волна народного восторга, которая, безусловно, обрушится на Рим, когда он приведет назад с Востока своих легионеров-победителей, нагруженных добычей, и проведет по улицам столицы плененных царей сказочного Востока, закованных в золотые цепи. Эта отсрочка была, вероятно, почти невыносимой для Клеопатры, и, возможно, в результате некой договоренности между ней и диктатором с Антонием, который теперь, вероятно, был постоянным гостем на вилле Цезаря, произошло событие, которое поставило ребром вопрос о дне установления монархии.

15 февраля в Риме проводились Луперкалии – ежегодные празднества очищения и плодородия (в честь бога Фавна. Как покровитель стад, Фавн имел прозвище Луперк [от лат. lupus – волк и arceo – охранять, оберегать] – то есть «защитник от волков». – Ред.). В этот день все население, патриции и плебеи, были в праздничном настроении. Во время луперкалий в жертву Фавну приносили козлов. Затем жрецы-луперки вырезали из шкур принесенных в жертву животных ремни, februa, и, используя их как кнуты, начинали бег по городу, нанося удары этими кнутами любой женщине, которая им повстречается. Считалось, что удар такого кнута избавляет от бесплодия и облегчает роды, и любая женщина, которая хотела стать матерью, должна была терпеть удары, которые эти двое мужчин с силой наносили. Вообще февраль, который тогда у римлян был последним месяцем, считался месяцем очищения, отсюда и название (februarius – очистительный).

Мне кажется несомненным, что эта церемония изначально имела отношение к египетским обрядам, связанным с богом плодородия Мином, Паном долины Нила. Этого бога обычно изображают толстым мужчиной с большим пенисом, часто одна рука Мина поднята вверх, другая рука сжимает цеп. Уже в период Нового царства в Египте была образована триада, куда входили Мин, Решеп и Кадеш. (Решеп – финикийский бог-творец, импортированный в Египет при XVIII династии; изображался в виде бородатого мужчины, держащего в руках палицу и копье или копье и анх [символ жизни], над его шлемом поднималась голова газели – священного животного, ассоциирующегося с Астартой. Кадеш – сирийская западносемитская богиня, импортированная при XI династии; как одна из форм Астарты, изображалась в облике лунной богини, стоящей обнаженной на спине львицы. В одной руке она держит цветок лотоса и нечто похожее на зеркало, а в другой руке зажаты две змеи. – Ред.) Мы мало знаем о церемониях, совершавшихся в Египте, но нет причин сомневаться в том, что эти ритуалы были в основе своей схожими с римскими обрядами. Козлы, которых приносили в жертву в Риме, вероятно, связаны с египетскими баранами, которых приносили в жертву Мину (подобное сходство в отрядах и верованиях неудивительно, поскольку цивилизационное ядро Древнего Египта имеет северное происхождение. – Ред.).