Игорь Соркин - Воздушный витязь

Все эти мысли пронеслись в голове Крутеня, пока Александр Михайлович изучающе смотрел на него.

— Так вот какой вы есть, штабс-капитан Крутень, — прервал молчание великий князь. — Мы представляли вас другим: этаким могучим витязем, что одним махом семерых побивахом, иначе воздушным богатырем…

Он не договорил и, не вставая с кресла, протянул руку. Евграф Николаевич ощутил вялое пожатие.

— Ну-с, садитесь, штабс-капитан, — продолжал великий князь. — Расскажите, как воюете? Что, одолевают наших авиаторов немцы? Умеют летчики из вашего отряда дать им достойный отпор? Мы осведомлены о доблести и лихости военных летчиков России на всех фронтах. Многие из них гибнут, кладут свои жизни к ногам престола и отечества. Эти жертвы не напрасны. Вероломный, кровожадный враг будет в конце концов разбит и обращен в бегство. Как вы думаете, штабс-капитан, достаточны ли усилия моего штаба в деле организации авиационных отрядов, оснащения их аэропланами? Мы прилагаем гигантские усилия…

Крутень ошеломлен потоком слов, вопросов, утверждений, рассуждений августейшего начальника. Видимо, тот любит поговорить.

— Не знаю, ваше высочество, с чего начать, — отвечает Крутень, используя паузу. — Воюем мы, не щадя своей жизни, вступаем в бой с противником без оглядки. Не хватает нам еще боевого умения и хороших аппаратов. Но главное — аэропланы. Будь у нас надежные аппараты, успехов было бы больше, а потерь меньше.

— Но вам-то в истребительный отряд мы даем лучшие самолеты, — перебивает Крутеня великий князь — "Вуазены" и эти — как их? — "ньюпоры", "мораны". Союзники уверяют, что эти аппараты великолепны. Французские летчики на них бьют бошей, как в народе говорят, в хвост и в гриву. На Сомме они устроили немецким асам настоящее мамаево побоище. Мы надеемся, что наши славные авиаторы последуют примеру союзников. Вам не доводилось бывать во Франции? О, это прекрасная страна! А Париж? Елисейские поля, Нотр-Дам де Пари, Эйфелева башня, Лувр, наконец. Вы слышали, что один француз в специальном костюме прыгнул с вершины этой башни? Разбился, бедняга. Но это анекдотический случай. А так приходится признать, что именно Франция родила авиацию. Там и новейшие аэропланы, и рекорды. Вот у кого надо учиться.

Опять Евграф Николаезич захлестнут потоком речи великого князя. В этом словоизлиянии может утонуть живое дело.

— Ваше императорское высочество, — говорит он, — меня назначили начальником истребительного отряда. Мы, летчики, должны не просто воевать, а истреблять немецкие самолеты. Но аппаратов у нас не хватает, а те, что имеются, быстро выходят из строя. Мы не успеваем их ремонтировать. Часто отказывают в воздухе моторы, пулеметы, нет необходимых запасных частей. Нижайшая просьба к вам, ваше императорское высочество, распорядиться, чтобы дали отряду аппараты "ньюпор" или "бэбэ" нового образца. В Киеве на базе они есть.

— Вы говорите "бэбэ"? — смеется великий князь. — Какое смешное название, впрочем, это в стиле французов. Они же придумали "парасоль", что значит "зонтик от солнца".

— Так прикажите, ваше императорское высочество, выдать со склада несколько аэропланов, — спешит высказать свою просьбу Крутень. — Самолеты должны быть однотипными, иначе получится разнобой в наших действиях.

— Хорошо, — задумывается Александр, прикладывая ладонь ко лбу. — Изложите письменно свою просьбу моему начальнику штаба генералу Барсову. Я дам распоряжение. Хоть самолетов мало, но для вас не пожалеем.

— Благодарю, ваше высочество.

— Вопрос этот мы решили, — откидывается на спинку кресла великий князь. — Побывайте сегодня на базе, посмотрите самолеты. Выберете те, что вам по душе.

Александр встает с кресла, быстро поднимается со стула и Крутень.

— Я вас всегда имею в виду, штабс-капитаи, — как бы признается августейший. — Мне нужны такие деятельные, храбрые, верные престолу и отечеству офицеры. Намерен посылать вас на самые ответственные дела, возможно и за рубеж. Так что долго не придется задерживаться на одном месте.

— Но как же мой авиаотряд? — деликатно возражает Крутень. — Мне предстоит много работы, надо выковать хороших истребителей, испытать их в воздушных боях. Надо воевать.

— На вашу должность найдутся другие, мы это решим. — В голосе великого князя чувствуется недовольство. — Отправляйтесь.

Аудиенция окончена.

Крутень еще не знает, что возражать августейшему крайне опасно — доброжелательность может быстро перейти в неприязнь, вражду, и тогда несдобровать осмелившемуся усомниться в правильности распоряжения великого князя. Позднее один из высокопоставленных царских сатрапов охарактеризует Александра Михайловича как страстного интригана, человека с большим самомнением и амбицией, способного на скрытые подвохи в отношении подчиненных.

Вторую половину дня Крутень провел на 3-й авиабазе, придирчиво осматривая самолеты, которые ему предлагали. Прижимистый начальник авиабазы, несмотря на распоряжение великого князя, явно хотел всучить машины не лучшего качества. "А куда я дену этот аэроплан?" — то и дело произносил он, когда Крутень отвергал предложенный ему экземпляр.

В этот день Евграф Николаевич должен успеть в один из госпиталей, расположенных в центре города. Здесь работает сестрой милосердия его возлюбленная — Наташа. С ней он с давних пор в близких отношениях. Кто она для него? Жена? Нет. Во всяком случае, связь их не освящена церковью. Друг? Нет, больше чем друг. При воспоминании о ней учащеннее бьется сердце. От Наташи исходит то душевное тепло и участие, которых так не хватает ему в суровой ратной жизни.

…Наташа сбегает по ступенькам в сад и видит перед собой штабс-капитана Крутеня.

— Вы? — удивленно вскидывает она тонкие брови. — Вот нежданно-негаданно. Мне сказали: "Ждет какой-то офицер", — но никак не думала, что это вы, Евграф Николаевич.

Обычная женская игра, попытка завуалировать волнение.

— Значит, ждала другого? — с укоризной спрашивает Крутень. — Кого же? И опять перешла на "вы". Здравствуй, дорогая.

— Здравствуй, Графчик. Только не ревнуй, ради Бога. Не к кому.

— Скажи прямо: мы по-прежнему близкие друзья или все, что было раньше, забыто?

— Старый друг лучше новых двух, — отвечает она пословицей и смеется. — Сядем на скамеечку, а то торчим посредине двора.

Евграф Николаевич смотрит на Наташу с обожанием. Как ей идет наряд сестры милосердия! Большие косы едва умещаются под белоснежной косынкой с красным крестиком. На смуглом лице южанки светится румянец, карие глаза тревожно блестят. Белый передник мягко охватывает легкую фигурку. Бегающие по пояску тонкие пальцы, испачканные йодом, выдают волнение. Причиной такого состояния может быть не только его нежданный приезд. Произошли какие-то изменения? Но какие? Не измена ли? Ведь он так далеко от нее, будущее неопределенно. А женщины любят ясность в отношениях.