Анри Труайя - Петр Первый

Очевидно, стоимость путешествия, включая покупки, была достаточно высокой: говорили о трех миллионах рублей. Длилось оно восемнадцать месяцев. Но никогда во время этой длинной поездки по разным странам, преуспев в науках и обучившись хорошим манерам, Петр не пренебрегал делами в России. Все, что он видел и слышал, возвращало его на такую далекую и необразованную, но такую грозную родину. Он интересовался и строительством форта в Азове и Таганроге, и событиями в Польше, и даже влиянием России на Китай. «Я узнал от тебя, – писал он Винису, – что в Пекине построили православную церковь и что много китайцев приняло нашу веру. Это очень хорошо, но из любви к Богу в этом деле необходимо действовать осторожно и постепенно, чтобы не раздражать китайских правителей и щадить иезуитов, которые уже давно там обосновались».

Прежде чем продолжить свое путешествие и изучить на месте строительство галер, он готовился покинуть Вену, чтобы отправиться в Венецию. Приготовления к отъезду уже шли полным ходом, когда к нему пришло срочное послание из Москвы: стрельцы опять подняли бунт. В бешенстве царь написал: «Семя Милославских растет» – и, попрощавшись с австрийским двором, вскочил в почтовую карету и помчался в Россию. Лефорт и Федор Головин последовали за ним на незначительном расстоянии. Оставшееся Великое посольство замерло в ожидании распоряжений на месте. В тряской карете, подпрыгивая на ухабах, Петр торопился домой. Он разрывался между стремлением как можно скорее добраться в свою столицу и опасением скомпрометировать дипломатические результаты своего путешествия, мчась без остановок на обратном пути. С точки зрения внутриполитической ему надо было скорее вернуться, а внешнеполитические отношения требовали не торопиться. Зов родины был сильнее. Когда огонь бушует в доме, надо прежде всего спасать стены, сад может подождать. Прямо, в Москву! Он ехал днем и ночью, без остановок. Царя сопровождал эскорт из тридцати всадников. Петр даже не замечал стран, по которым проезжал. Он стремился к единственной цели: подавить стрельцов. Они даже вытеснили из его сознания турок.

Глава VII

Стрелецкий бунт

По дороге Петр узнает о новых подробностях стрелецкого бунта. Сосланные из Москвы после заговора 1697 года, эти люди, привыкшие к спокойной жизни в столице, не могли вынести тяготы службы на турецкой и польской границах. Разлученные со своими семьями, оставшись практически без еды, без денег и без медицинской помощи, они надеялись с отъездом царя за границу вернуться обратно и набраться сил. В конце марта 1698 года четыре стрелецких полка, расположенные на Юго-Западе, отправили делегацию в сто семьдесят пять солдат в Москву с требованием возвращения всего войска. Они добрались до царевны Софьи, удаленной в Новодевичий монастырь, и ходили слухи, что она вдохновила их на новую большую авантюру. Среди главных армейских частей ужасные новости распространялись со скоростью пушечного выстрела: царь умер где-то за границей, бояре хотят уничтожить царевну Софью и царевича Алексея, иноверцы из Немецкой слободы втайне готовятся захватить власть и продать Россию еретикам. Взбудораженные стрелецкие войска отправились в Москву. Их целью было навязать свой закон боярам и восстановить Софью на троне. Петр, разгневанный малодушием бояр, в письме отчитал Ромодановского за то, что тому не хватило твердости перед требованиями мятежников: «…зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Бог тебя судить! А буде думаете, что мы пропали, потому что почта задержалась и того боясь, в дело не вступаешь… Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Мало ль живете, что почты пропадают?.. Неколи ничего ожидать с такою трусостью!»

Но, приехав в Краков, царь узнал из других донесений, что восстание только что подавлено благодаря вмешательству регулярной армии под командованием Гордона. Чтобы избежать кровопролития, шведский генерал в сопровождении небольшого отряда охраны отправился в лагерь мятежников и пообещал сохранить жизнь, если восставшие сложат оружие и выдадут своих предводителей. Они категорично отказались от этого предложения и стали готовиться к бою. Артиллерийским огнем сопротивление мятежников было быстро подавлено. Пятьдесят шесть главарей повесили и тысячу девятьсот пятьдесят шесть бросили в тюрьму. Порядок был восстановлен. Москва вновь успокоилась под железной рукой Ромодановского. Царь мог спокойно продолжать свое путешествие.

Успокоившись, Петр решил отложить на потом расследование этого дела и отправился в Раву, недалеко от Лемберга, чтобы там встретиться с Августом II, новым королем Польши. Встреча с Августом была дружеской и очень теплой. Оба монарха пришли к согласию по всем вопросам: в неумеренном употреблении спиртного, в любви к армии и необходимости объединиться в союз против Швеции. В знак полного взаимопонимания они поменялись одеждой и шпагами. Проведя три дня в застольях и политических беседах, Петр вновь собрался в дорогу.

Он приехал в Москву 25 августа 1698 года, в шесть часов вечера. Не удосужившись навестить свою супругу, не поклонившись ни иконе Иверской Богоматери, ни святым реликвиям, не заехав в Кремль, он направился прямо в Немецкую слободу, к своей любовнице Анне Монс, а затем к Лефорту. Там царь со своими армейскими товарищами прокутил всю ночь.

На следующий день Петр принял бояр, которые приехали к нему с утра и ждали, чтобы выразить свою преданность. Он очень дружелюбно встретил их, похвалил Гордона за смелость, рассказал о своих путешествиях, вспомнил о беседах с Августом II и неожиданно, размахивая ножницами, отрезал бороду генералиссимусу Шеину. Изумленный боярин спросил, за что его обезобразили таким образом, но царь уже принялся за обросшие щеки Ромодановского. Всех бояр постигла та же участь, кроме Стрешнева и Черкасского. Пряди волос устилали пол, царь заливался смехом, работая ножницами, а бояре остолбенело смотрели друг на друга. Впервые с тех времен, когда были юнцами, они почувствовали, как свежий воздух обдувает подбородки. Их обуял страх. Патриарх Адриан еще недавно осуждал бритые лица в пастырском послании: «Не следует менять облик мужчине… Спаситель наш, Иисус Христос носил бороду. Также и Святые апостолы и Великие пророки, Константин Великий и Владимир Великий, все имели бороду и сохраняли ее как украшение, дарованное Господом… Считаете вы, что хорошо будет брить бороды, оставляя только усы? Господь создал такими кошек и собак, а не мужчин… Брадобритие не является честью или бесчестием, это смертный грех… Православные мужи, не поддавайтесь этому дьявольскому искушению!.. Где вы будете находиться, когда предстанете на Страшном суде: с праведниками ли, украшенными бородой, или с обритыми еретиками?» Эхо этих слов звучало в ушах обритых и удивленных дворян. Но они не осмелились противиться воле царя. Если он в ярости хватался за бороды, то только потому, что бороды олицетворяли для него пережитки, суеверия, темное прошлое народа, который он хотел повести за собой к западному свету.