Казнь короля Карла I. Жертва Великого мятежа: суд над монархом и его смерть. 1647–1649 - Сесили Вероника Веджвуд
Самоустранение Вейна и судей, по крайней мере, предшествовало созданию суда. Несколько неожиданных случаев отступничества произошли позже. Филип Скиппон – этот солдат с Библией и мечом в руке, который как член парламента и командир лондонских отрядов ополчения делал все, что было в его силах, чтобы продвинуть интересы армии в последние недели, был включен в опубликованный список, но так и не занял свое место в Суде правосудия. Сэр Уильям Бреретон, решительный командир на войне и активный сторонник армии в парламенте, стал другим неожиданным отсутствующим. Дэнис Бонд, богатый купец, член парламента от Дорчестера и один из самых активных и усердных делегатов в палате общин, тоже не присутствовал на суде, хотя и появился сразу же после него, чтобы сыграть свою роль в правительстве республиканцев. Джон Лоури, который заседал в парламенте восемь лет как сотоварищ Кромвеля от Кембриджа, сражался на войне и все это время поддерживал индепендентов, был еще одним человеком, который осмотрительно скрывался до самой смерти короля. Неучастие в голосовании этих последних двоих, вероятно, отражало тревогу торгового сообщества. Сэр Уильям Алансон, бывший мэр Йорка, тоже воздержался от голосования, и двое из четырех назначенных членов городского управления Лондона сделали то же самое.
Один известный человек самоустранился более шумно. Полковник Алджернон Сидни – умный и заносчивый младший сын графа Лестера, храбро сражавшийся на войне и раненный в сражении при Марстон-Муре. Его отец был последовательным противником короля, но не считал, что его сыну подобает заседать в суде с целью вынесения приговора королю. Тем не менее Сидни присутствовал на предварительных заседаниях, но лишь для того, чтобы высмеивать претензии на судейство всего собрания; он сказал, что короля не может судить никакой суд, а этот суд вообще никого не может судить. Кромвель резко ответил: «Мы отрубим ему голову прямо в короне». Сидни больше ничего не сказал, он уехал в дом своего отца в Пенсхерсте, где и находился до тех пор, пока все не закончилось.
Другие случаи молчаливого отступничества не были неожиданными. Большинство юристов, назначенных членами суда, последовали примеру своих более известных коллег и остались в стороне. Лишь несколько жестких противников короля смогли примирить суд над ним с духом, если не буквой английского закона. Монарх, который намеренно пытался подорвать законы страны (а они верили, что он это сделал), представлял собой общественную опасность, и они могли поэтому возбудить против него естественный закон самосохранения и призвать его к суду, хотя им самим пришлось изобретать механизм, как это сделать.
Из тех, кто присутствовал на суде, не все были полностью убеждены в правильности происходящего. Если роялисты и ошибались, издеваясь над низким происхождением судей, то иногда были ближе к истине, называя их мерзавцами и мошенниками. Мотивы и характеры значительного числа тех, кто был в списке судей, не выдерживали тщательной проверки. Влиятельные землевладельцы, которые поддерживали парламент и присоединились к индепендентам, как им диктовали их интересы, зачастую были людьми буйных амбиций или с глубоко укоренившимися обидами. Сэр Эдвард Байнтун, магнат из Уилтшира, в бурные годы своей жизни имел неприятности из-за дуэлей, нарушения супружеской верности и растраты. Сэр Томас Молеверер и сэр Джон Буршье, оба йоркширские землевладельцы, были парочкой беспринципных, желчных оппозиционеров. Другим йоркширцем, Томасом Челонером, как считалось, руководила злоба, потому что король отозвал исключительные права, которые тот одно время имел на приносящую выгоду фабрику квасцов. Сэр Майкл Ливси, шериф Кента, был амбициозным, безответственным и имел репутацию труса. Никто ни с какой стороны не мог многого сказать и в пользу сэра Джона Дэнверса, имевшего карьеру придворного при короле Якове и короле Карле, или в пользу Генри Майлдмея, изменника-смотрителя королевской сокровищницы, и других – Корнелиуса Холланда, Хамфри Эдвардса и Грегори Нортона, которые служили короне, на которых с сомнением смотрели коллеги и на голову которых сыпали проклятия роялисты.
Необходимость составить впечатляющий длинный список судей возобладала над необходимостью рассмотреть характеры кандидатов и их личную пригодность для выполнения этих функций. Суд над королем должен был стать публичным олицетворением Божьего праведного суда, но люди-инструменты, выбранные для его осуществления, были далеко не праведными, да и те, кто их выбирал, не считали их праведными. Иногда выбор имен кажется одновременно и жестким, и легкомысленным. «Сэр, вы должны поучаствовать в этом большом деле», – обратился один из членов комитета к Джону Даунсу, члену парламента от Арундела, который восемь лет заседал в палате общин, не привлекая к себе ни малейшего внимания. Даунс отказался, но его ответ не сочли – «нет». «Я попал в ловушку от слабости и страха», – обратился Даунс к суду, когда одиннадцать лет спустя предстал перед ним. Точно такую же историю и в таких же печальных обстоятельствах рассказали и некоторые другие. Августин Гарланд, барристер Линкольнз-Инн, сказал, что позволил вписать в список свое имя «из страха собственного уничтожения; я не знал, какой путь безопасен в такой ситуации». Томас Уайт, сквайр из Лестершира, утверждал, что его привезли в Лондон и заставили заседать обманом и силой. Саймон Мейн говорил, что заявлял в палате общин протест против включения своего имени в список, но его заставил сесть на место другой член парламента, который пригрозил ему арестом, если тот осмелится отозвать свою кандидатуру. Генри Смит, Роберт Тичборн и Оуэн Роу сослались на смущение и слабость – они не знали, как противостоять серьезным угрозам тех, кто был у власти.
Комитет, который составлял список судей, безусловно, был грозным, ведь им «рулили» Оливер Кромвель и Генри Мартен, Томас Скот и Генри Айртон. Но уговоры, к которым они прибегали, чтобы привлечь не желавших участвовать в суде, по-видимому, возымели свое действие лишь на нескольких нерешительных людей. Жена полковника Хатчинсона Люси честно сказала, что те, кто позднее заявили, что «испытывали
