Людмила Иванова - Мой «Современник»

Нас пригласили выступить в Миассе, на автомобильном заводе. Он в войну был эвакуирован из Москвы, да так там и остался. Поехали. Я уговорила поехать нашу молодую актрису Марину Хазову. Она боялась выступать со стихами на сцене, зато была замечательной пианисткой, аккомпанировала мне, когда я пела.

Новый город построили около завода, а старая часть осталась точно такой же, какой была во времена моего детства. Я ходила по улицам, узнавая дома, какие-то мосточки через канавы, на которых я играла. Нашла свою школу, колодец, а вокруг так же росла земляника, как и много лет назад. Наконец я пошла в тот дом, где мы жили в войну. Наша хозяйка тетя Леночка Селиванова, догадалась, что это я. Я пригласила ее вместе с дочкой Зоей, с которой когда-то сидела за одной партой, вечером на концерт и сочинила для них песню.

Вторая родина моя!Здесь в школу я пошла.Солдатка тетя ЛеночкаМне шанежки пекла…

Когда я спела это со сцены, из восьмого ряда послышались рыдания – там сидела тетя Леночка. Конечно, я тоже не удержалась…

Со времен войны я очень люблю Урал, его суровые красоты, неразговорчивых, но очень гостеприимных людей и особый уральский говор. Из уральских гастролей мне очень запомнилась поездка в Магнитогорск. «Лисьи хвосты» – так называли желтый дым над трубами завода. Город поразил нас жаждой культуры: в горном институте был факультет эстетического воспитания, которым руководил профессор Гун, и студенческая филармония. С первого курса студенты получали дешевые билеты на спектакли гастролирующего театра и на встречи с артистами, причем на первых курсах они ходили на спектакли неохотно, а на старших дрались за билеты и выманивали их у первокурсников. Студенты даже имели возможность «заказывать» артистов из Москвы. На встречах со студентами бывали Никулин, Гафт и я.

Гастроли были индивидуальными и групповыми. Мне очень запомнилась наша поездка в Тюмень. Ездили я, Никулин и артист Дьяченко – красавец-герой, он пел песни Высоцкого. Была зима, мороз сорок градусов. Гастроли прошли с успехом, а мне еще и удалось отовариться: в Москве тогда было плохо с продуктами, а в Тюмени – гораздо лучше. Мои спутники смотрели на меня с презрением, но у меня-то двое детей! Я купила четыре упаковки яиц и трехлитровую банку подсолнечного масла, а кроме того, раздобыла валенки 45-го размера для старшего сына, по талону, подаренному мне руководством города. Валенки я спрятала в клетчатый матерчатый чемодан, который от этого сильно разбух, чему тоже удивились мои спутники. Я бы выпросила валенки и для них, но в магазине был только 45-й размер, а у них нога меньше…

Как джентльмены, они взяли мои покупки, причем Никулин нес упаковки с яйцами, а Дьяченко – масло. Нужно было пройти по аэродрому к самолету, автобуса почему-то не дали. Был гололед, они балансировали, а руки заняты – идти нелегко. Никулин вообще был обут в легкие туфли на скользкой подошве. А я только причитала: «Мальчики, осторожнее!» Представляю, как они меня внутренне проклинали, но мы все-таки добрались до самолета, ничего не разбив. А у трапа стояла очередь на посадку, причем люди везли клетки с певчими птицами – они ехали на выставку. В самолете поставили клетку на клетку, ящик на ящик, а сверху – наши яйца. Красавец Дьяченко делал вид, что он вообще не с нами. А мы с Никулиным хохотали.

На гастролях Гафт часто жил в одном номере с Никулиным. Гафт – человек непьющий, спортивный, всегда ложился спать вовремя и очень страдал от того, что Никулин приходил поздно и шумел. Однажды он решил его проучить, и когда в очередной раз открылась дверь и в номер, шатаясь и бормоча, вошел сосед и повалился на кровать, Гафт вскочил и начал молотить его кулаками. А в ответ послышалась бессвязная немецкая речь. Когда Гафт зажег свет, выяснилось, что на кровати вовсе не Никулин, а заблудившийся нетрезвый немец, перепутавший номер. Пришлось Гафту извиняться и выпроваживать незваного гостя. А Никулин пришел еще позже!

Летом 1965 года мы с мужем решили подработать. Жили мы тогда очень скромно, поэтому с большим удовольствием приняли приглашение Людмилы Гурченко поехать с ней на гастроли: Тамбов, Донецк, Херсон. В нашей группе был ансамбль под управлением Гранова, Люся была солисткой, пела песни из кинофильмов и даже исполнила мою песню «Улица Горького». Мы с Гурченко играли сцены из спектакля «Старшая сестра», Люся – старшую сестру, я – младшую. С нами был еще актер и помощник режиссера Всеволод Давыдов, очень порядочный человек, но пьющий. Он играл скетч «Укушенный», очень смешно. Мой муж, Валерий Ми-ляев, поехал с нами в качестве радиста. Позже к нам присоединился артист Игорь Васильев, который должен был играть Володю в «Старшей сестре».

Конечно, мы получали небольшие деньги, но были совершенно счастливы, потому что путешествовали, приближались к югу и смогли после гастролей отдохнуть неделю в Ялте.

Васильев почему-то задержался в Москве, приехал в Тамбов на день позже, и первый концерт нам пришлось играть без него. Роль у него была небольшая, но без нее никак нельзя, и Гурченко уговорила моего мужа выйти на сцену. У него даже не было пиджака, зато был большой свитер, который я ему связала. По роли жених Володя – очень стеснительный человек, мой муж – тоже. На сцене он тянул свитер вниз и к концу сцены дотянул его почти до колен. Он имел огромный успех, хотя сыграл всего один раз. После концерта прибежавшие за кулисы поклонницы Гурченко в восторге говорили, что все играют замечательно, но особенно жених Володя – точно по системе Станиславского!

Не помню, как мы работали в Донецке, помню только, что город этот очень чистый, там много цветов, особенно роз. Когда поездка закончилась, уже в Херсоне мы купили билеты на самолет в Ялту, пришли на аэродром и увидели Севу Давыдова в черном концертном костюме, абсолютно пьяного. Он сказал, что у него украли все вещи и деньги. Что делать, не бросать же его! Мы крепко взяли его под руки и повели в самолет. Удалось!

В Ялте мы сразу отправились в Дом творчества актеров, а Сева пошел на пляж, лег на скамейку в своем черном костюме и заснул. Это было просто дикое зрелище: жара 35 градусов – и абсолютно одетый человек, спящий на скамейке на пляже. Кто пугался, кто смеялся. Мы собрали деньги на билет и на следующий день отправили его в Москву. Так он отдохнул на море.

В советское время в райкомах существовала комиссия по выезду за рубеж, в которую входили и пенсионеры-коммунисты, которые беседовали с теми, кто собрался за границу. Я как член партбюро ходила с отъезжающими на такие беседы.

Однажды пошла с Ниной Дорошиной. Нина незадолго до поездки лежала в больнице и очень любила об этом рассказывать. Но я попросила ее о болезнях не говорить. А в это время в стране повысили цены на мясо. И члены комиссии ее спрашивают, улыбаясь (очень она им понравилась, такая очаровательная):