Вселенная русского балета - Илзе Лиепа
Но Лепешинской, можно сказать, повезло. Она войдет в число артистов, к которым вождь будет благоволить. Искусство балерины Лепешинской нравилось товарищу Сталину. Он часто приходил на спектакли – заранее не предупреждая об этом, а иногда и не к началу спектакля. Сидел в ложе с левой стороны на уровне оркестра, и за бронированной занавеской его было не разглядеть. Но за кулисами, конечно же, сразу разносилось: «Сталин, Сталин в ложе!» Это всегда вызывало особенное волнение.
Симпатия Сталина к балерине Лепешинской проявлялась в том, что ее стали приглашать на закрытые правительственные концерты. Чаще всего такие концерты проходили в Большом Кремлевском дворце, где артисты выступали перед членами Политбюро, министрами и иностранными гостями, сидевшими за накрытыми столами. Лепешинская была лично знакома со Сталиным и рассказывала, как он, проходя мимо, часто спрашивал: «Как живете, стрекоза?»
В 1940 году Ольга Васильевна Лепешинская станцевала партию, ставшую ее визитной карточкой: Китри в балете «Дон Кихот». Это была ее настоящая сценическая победа. Обычно артист балета входит в историю спектаклем, который ставится специально на него. Это всегда счастье, всегда – ожидание. И если спектакль имеет успех, то и роль становится «лицом» артиста. Но для того чтобы запомниться в спектакле классического репертуара (и не просто запомниться, а в буквальном смысле вписать свое имя в историю), надо совершить нечто невероятное. И Лёля Лепешинская это сделала. Один из ее партнеров, Асаф Мессерер, говорил о Китри Лепешинской: «Она была новым человеком нового балетного века. В вариации, прыжки, вращения она вливала молодость, радость и красоту. Фуэте были ее естественной речью, которые выражали экстаз. Она была именно моей партнершей, моей – смелой, самостоятельной, легкой. Она сама крутилась, сама прыгала, сама стояла в любых позах, и мы оба испытывали радость от соревнования на сцене».
Удивительные слова, получить которые от своего партнера – большая радость. Но Лепешинская, без сомнения, достойна этих слов, она сама доставляла радость партнеру. Ей удалось сделать классический образ Китри абсолютно современным: на сцену выскакивала девчонка сегодняшнего дня – ее все знали, жила здесь и сейчас, была близка и интересна каждому. Смотреть на нее и не улыбаться было очень трудно. Легендарный Юрий Файер, лучший балетный дирижер Большого театра, проработавший в нем сорок лет, с 1923 по 1963 год, убыстрял и без того очень подвижный темп вариаций, но, казалось, остановить Лепешинскую было невозможно. Она вылетала на сцену, и музыку заглушала овация зала. Появлялась не примадонна, а зажигательная девчонка, и она была одинаково хороша во всех сценах спектакля. В залихватской сцене таверны она протанцовывала каждый музыкальный такт. В сцене сна Дон Кихота, где балерине положено быть совершенной «классичкой», Лепешинская с ее воздушными, легкими прыжками была совершенно другой – поэтичной и вдохновенной. И, конечно, знаменитое гран-па третьего акта – па-де-де. Раньше это па-де-де неизменно входило в репертуар всех государственных концертов, где бы они ни проходили – в Кремле, Колонном зале Дома Союзов или в Большом театре; им обычно заканчивали программу. Да и сегодня па-де-де из балета «Дон Кихот» зачастую завершает программу классических концертов, ведь превзойти планку этого бравурного танцевального произведения очень трудно, особенно если танцуют па-де-де действительно хорошо.
Для Лепешинской гран-па из балета «Дон Кихот» – это в каком-то смысле соревнование двух исполнителей: мужская вариация, женская вариация, кода. Кто лучше, кто интереснее, кто зажигательнее? Она всегда соревновалась очень азартно, будто подхватывала мяч, который бросал ей партнер, а потом отдавала его обратно. Этим «мячом» были ее огнедышащие, невероятные эмоции. Именно после «Дон Кихота» кто-то очень метко назвал её «балериной коды», потому что завершение спектакля она всегда превращала в праздник. Самым красноречивым свидетельством ее триумфа в роли Китри остались те изустные легенды, которые живы до сих пор. Например, пока Лёля нетерпеливо ждала своего выхода в первом акте в правой кулисе, одевальщице приходилось держать ее за пачку, чтобы она не выскочила на сцену раньше времени, настолько ей было трудно унять свои эмоции. А партнеры, которые танцевали с Лепешинской в этом спектакле, убегая за кулисы, бывало, кричали: «О! От неё можно просто прикуривать!» Именно в «Дон Кихоте», не рассчитав однажды силу своего прыжка, Лёля упала в оркестровую яму… Надо же так прыгать, не думая абсолютно ни о чем: просто оттолкнуться и лететь, лететь мимо рук партнера прямо в яму! К счастью, обошлось без травм.
Еще одним признанием уникальности ее Китри стало приглашение выступить на сцене Кировского театра. Это приглашение много значило, поскольку Москва и Ленинград – две балетные столицы, и каждая с трепетом относилась к своей манере исполнения. Лепешинская, ворвавшись на сцену Кировского, доказала, кто все-таки лучше в этом спектакле на текущий день. Поистине, ее выступления стали событием общекультурного значения. В 1940 году была учреждена Сталинская премия за достижения в области культуры, и, говорят, что фамилию Лепешинской в список лауреатов 1941 года внес сам вождь. Ольга Васильевна еще трижды получит эту премию, в 1946, 1947 и в 1950 годах. Такая удивительная судьба у этой удивительной артистки.
Художник Александр Герасимов написал портрет Лепешинской в образе Китри. Портрет очень хороший: юная балерина стоит на пуантах в светлой пачке, с сияющим лицом. Кажется, что она только-только сошла со сцены и еще переполнена вдохновенными чувствами. Наверное, Ольга Васильевна после спектаклей долго не могла успокоиться – творческий фонтан бурлил, не давая ей заснуть.
Лепешинской всегда была присуща честность по отношению к самой себе в профессии. Она была уже звездой и имела полное право сказать руководству о своем желании станцевать тот или иной спектакль. Так, она подготовила главные партии в балетах «Спящая красавица» и «Лебединое озеро». Но если Аврора в ее исполнении получилась прелестной – в каждой вариации она находила что-то свое, что никто другой не смог бы повторить, то с «Лебединым озером» не сложилось. Трудно сказать – почему, и это, конечно, никак не умаляет таланта балерины. Наверное, в партии Одиллии она была бы очень хороша, с ее-то фантастической, запредельной техникой, немыслимым фуэте, легкими прыжками, игривостью и женственностью. А вот для партии Одетты,
