Вероника Севостьянова - Про меня и Свету. Дневник онкологического больного
“А вы сколько заплатили за операцию?” – спрашивала меня Лена, разглядывая мой аккуратный шов. Мы тогда еще все вместе лежали в маммологическом хирургическом отделении и Лену только готовили к оперативному вмешательству. “Нисколько”, – отвечаю я и объясняю свои устоявшиеся жизненные принципы. Отблагодарить я могу только в том случае, если все сделано правильно, если я довольна, если получен желаемый результат. Потому что я твердо уверена, что плохой врач, получив взятку, лучше лечить не станет. А настоящий доктор, он и без финансовой подмазки помнит клятву Гиппократа. Таня работает начальником отдела крупной организации-монополиста и придерживается тех же идей. “Вот-вот, – соглашается она с моими словами, – я тоже понимаю, что если я поддамся на условия шантажа, а ведь это именно шантаж, то, скорее всего, лечить меня будут плохо. Так уж устроен человек, видит, что ему готовы платить просто так, и берет спокойно деньги. А если уже заплачено, то зачем стараться?”
“Таня, но ты же мне говорила, что доктору платила?” – удивленно переспрашивает Лена. А Таня еще раз описывает ту философию, которой я тоже давно следую: “Я принесла ему не взятку, а подарок. Я принесла его уже после выписки и с искренней благодарностью за его заботу и труд. Я прекрасно понимаю, что официальная зарплата врачей не настолько уж и велика, и мне действительно хотелось сказать такое cпасибо своему врачу”. “Отказывался?” – спрашиваю я со смехом, потому что знаю эту историю. “Отказывался, чуть до драки у нас с ним не дошло, пока мы этот конверт друг другу в руки совали, пришлось в прямом смысле выбегать из кабинета, – Таня уже тоже смеется. – Правда ведь, убегала от него по коридору. Ну а что делать? Так мы с ним бы и бесконечно перебрасывались деньгами. А что он за мной не побежит, это я понимала. Он у меня все же нормальный человек”. И мы с Таней продолжаем разговор уже совершенно на другую тему.
Таня хочет сразу после химиотерапии поехать путешествовать и советуется со мной об интересных местах и дружелюбных странах. Тане всего год до пенсии, но она удивительно красивая женщина с молодой внешностью и сияющими глазами. Сын у Тани давно живет и работает в Праге, а она сама еще надеется встретить свою новую любовь и после развода. У Тани, конечно, пока вместо левой отрезанной груди силиконовый внешний протез, но мне почему-то кажется, что эта неунывающая кокетка и после операции привлекает внимание многих мужчин. От Тани исходит огромная радость жизни.
“Девочки, так что же мне делать? – тормошит нас все теми же своими сомнениями Лена. – Он же мне открытым текстом сказал, что я должна ему за операцию тридцать тысяч рублей. А где я сейчас сразу возьму такие деньги? У меня никаких и накоплений-то нет”. “Не плати, – это мы с Таней дружным хором отвечаем. – Пообещай, а потом не плати. Он же с тобой бесчестно поступает, почему же ты должна отвечать ему честностью?” И Лена вроде бы как нам кивает, и мы еще о чем-то ей говорим, но мы с Таней обе прекрасно понимаем, что Лена будет указанную сумму платить. Лена боится, а тот, кто с нее требует денег, прекрасно этот страх чувствует.
8 февраля
Так я о финансах и подарках вчера не дописала. Конечно, я своего доктора балую. Да в принципе даже по этим моим записям можно понять, что я в него слегка влюблена. Поэтому я с удовольствием тащу ему разноцветные кулечки и сверточки и требовательно подсказываю “Ну, откройте”, а он отмахивается: “Некогда же сейчас, потом посмотрю”. Но затем уступает моему давлению и притворно ахает, делая вид, что именно о таком подарке и мечтал. И мне приятно. Но самое главное в том, что никогда, ни разу за все время моего лечения я не услышала от моего хирурга даже намека на необходимость заплатить. И в самый первый день, 8 апреля, когда я только пришла к нему в кабинет, он сразу после осмотра и разговора, начал звонить в Железнодорожную больницу, передавая меня своим коллегам и объясняя мне, почему будет более правильным начать лечение именно у них. И еще тогда я спросила: “Сколько я вам должна?” “Ничего, – ответил он, – я не беру денег с пациентов, я просто лечу”. Именно эта фраза все и решила. Год назад я не верила врачам, год назад из-за этого неверия я была готова отказаться даже от выздоровления. Я и сейчас мало кому из врачей доверяю. И твердо придерживаюсь все тех же своих убеждений и принципов, что врач, требующий с пациента неоправданных и незапланированных денег, – плохой врач. Такой врач вылечить не сможет. А зачем тогда такому врачу платить?
17 февраля
Сегодня у меня день рождения, и сегодня меня уволили с работы. Да-да, вот такой подарок на юбилей. Почти год я скрывала от руководства, что прохожу лечение в онкологической клинике. Успевала ездить на процедуры и в офис, заедала тошноту всем, чем могла, прикрывала лысину париками и шляпками, отвечала на многочисленные удивленные вопросы знакомых: “А разве такое совмещение можно выдержать?” – и была горда, что по-прежнему сама зарабатываю себе на жизнь. А месяц назад все же откровенно поговорила с генеральным директором. Я всегда была уверена, что мы с ним, что называется, “одной крови”. “Ой да ладно, он по большому счету неплохой мужик”, – говорила я сослуживцам и как-то забывала рассказы о том, что на заре становления компании, еще до моего прихода, здесь частенько практиковали увольнение беременных. Ну что же, вот и я получила свое.
В тот наш разговор он сначала растерянно молчал, потом долго хлопал меня по плечу и ободряюще приговаривал: “Ты, главное, не раскисай, я сейчас все свои связи подниму, я тебе лучших врачей найду”. А неделю назад меня попросили “написать по собственному”.
Я написала. Наверное, надо было отказаться и продолжать работать, наверное, можно было достать из стола все те больничные, что я так и не оформила, наверное, меня упрекнут, что я сдалась. Наверное. Но у меня было ощущение, что это удар под дых. И я поняла, что я не смогу работать в этом коллективе.
И еще мне очень жалко Жанну Фриске. Группа “Блестящие” мне никогда не нравилась, но брюнетка Жанна всегда была симпатична. Умная, сильная, смелая, красивая женщина. Когда в фильме “О чем говорят мужчины” звучит вопрос супруги командировочного “И ты отказал Жанне Фриске?”, я с тем же возмущением всегда его повторяю: “И ты отказал?” Потому что в свете женской солидарности я понимаю, что таким женщинам отказывать нельзя.
Нехороший диагноз, нехороший прогноз, нехорошая реакция части общества. Сил ей побольше, чтобы вынести все это. И всем нам здоровья и доброты. А то вчера один знакомый со злобной усмешкой всезнайки доказывал мне по телефону: “Да это же она для пиара все затеяла, подзабыла публика ее песенки”. И я решила, что с этого момента я с этим знакомым уже не знакома. Не нужны мне такие знакомые.
