Валерий Панюшкин - Ройзман. Уральский Робин Гуд
– Здравствуйте! – две девушки с двумя безродными собаками, одна из собак хромая. – Можно с вами сфотографироваться?
Объятия, улыбки…
– Помните, мы приют… Вы нам помогли приют для бездомных животных строить. Смотрите, как она умеет.
По команде одной из девушек хромая собака танцует на задних лапах, прыгает в кольцо из рук, кувыркается по земле. А вторая девушка закуривает. И Ройзман говорит:
– Не курите только, девчонки. Такие хорошие девчонки, а курят.
Та, что курила, выбрасывает сигарету и говорит:
– Можно с вами сфотографироваться?
– С красивыми девчонками что же не сфотографироваться?
– Можно мы к вам еще придем? Нам нужно…
– Приходите. Если вам собак разместить негде, можно у нас. Есть место и есть, кому ухаживать. Не курите только.
ЭТО – на каждом участке.
Улыбаются и здороваются милиционеры, охраняющие выборы, председатель и члены избирательной комиссии, наблюдатели – даже те, что наблюдают тут от других кандидатов. И Ройзман говорит им: «Спасибо, потерпите еще несколько часов, удачи вам, счастья». Он говорит так даже наблюдателям от других кандидатов.
И на улице, когда Ройзман с избирательных участков выходит, к нему бегут социологи из ВЦИОМа, и социологи от «Единой России», и им самим нанятые социологи. И говорят:
– Вы выигрываете.
Почти до самого утра ВЦИОМ будет публиковать данные экзит-полов, согласно которым Ройзман проигрывает. А здесь, на земле, эти женщины с анкетами все как одна говорят:
– Вы выигрываете. Можно с вами сфотографироваться?
Примерно пять часов вечера. На обратном пути в машине Ройзман говорит:
– Вот, чуйка у меня появилась. Что мы выигрываем.
– Подожди еще, – говорю.
– Нет, выигрываем, и придется мне работать мэром.
– Подожди еще, – говорю. – К вечеру накидают против тебя. А ночью пририсуют.
– Не успокаивай меня. Смотри, ты видел в школе этот двор? – он говорит про внутренний двор, не использующийся и заваленный строительным мусором. – Туда же аккурат помещается баскетбольная площадка.
– Ты собираешься строить баскетбольные площадки?
– Ну, или волейбольные. Нет, ты видел там во дворе ребятишки в волейбол играют через веревочку? Дом огромный многоквартирный. Неужели мужики не могут выйти и повесить детям сетку?
– Ты им это говорил много раз, когда устраивал во дворах встречи с избирателями. Ты же говорил им, чтобы они сами налаживали свою жизнь. А они тебе что отвечали? Они просили у тебя пенсий, пособий, бесплатный транспорт, и чтобы ты посадил у них во дворе цветы.
– Нет, Валера, есть много людей, которые просто выходят по вечерам во двор и тренируют мальчишек. Девочка ко мне подходила, они сами строят скалодром. Я им помогу. Надо еще по больницам поехать и с врачами поговорить…
– Жень…
– … чтобы врачам как-то помочь. А еще я думаю, с надписями на стенах можно же что-то сделать…
– Жень, тебя еще не выбрали.
– Не успокаивай меня. Выбрали. Я чувствую.
В этот момент несколько радиостанций одновременно начинают передавать, что кандидат Евгений Ройзман арестован. Задержан по подозрению в организации каруселей. На коленях у Ройзмана взрываются сразу все три телефона, и Ройзман говорит в телефоны:
– Нет, я не арестован. Нет, я не задержан. Нет, мы выигрываем. Не задержан. Нет.
И водителю:
– Догони ту машину с дельфинчиком (эмблема фонда «Город без наркотиков»), посигналь ему.
Догоняем, сигналим, опускаем стекла. Ройзман машет рукой:
– Мы выигрываем! Нормально все!
И сразу несколько машин вокруг ревут клаксонами.
Мы приезжаем в штаб и там полно народу. Почти все в красных майках – предвыборный ройзмановский атрибут. И почти на всех есть наработки у Константина Строганова, начальника отдела по борьбе с организованной преступностью.
Я буду встречаться со Строгановым назавтра. Он симпатичный молодой человек из Москвы. С открытой улыбкой. Видно, что хорошо тренированный, но склонный к нездоровой полноте. Он скажет, что катастрофически полнеть стал с тех пор, как собственные сотрудники отравили его ипритом, боевым отравляющим веществом. Строганов подозревал этих сотрудников в рэкете и еще каких-то преступлениях, вел внутреннее расследование. И однажды устроил в отделе небольшую вечеринку по случаю рождения дочек-двойняшек. Во время вечеринки товарищи подлили ему в бокал иприт. Несколько месяцев лежал в реанимации и после реанимации стал полнеть.
Строганов скажет, что Евгений Ройзман с помощью доктора Лизы Глинки вовсе не потому пытался построить в Екатеринбурге хоспис, что мать его мучительно умерла от рака. А для того пытался построить, чтобы предполагаемый главный врач хосписа Олег Кинев мог под прикрытием хосписа торговать наркотиками и перевозить наркотики в реанимобилях. И ничего не значат стихи Ройзмана, написанные на могиле матери:
Вышла из праха, вернулась во прах,После разлуки к родному порогу.Легкий твой дух возвращается к богу,Так отчего же, скажи, этот страх?
Ничего не значат. Как ничего не значат бесконечно повторяемые ройзмановские формулы «Это мой город, меня мама тут за ручку водила». Тоска по умершей матери и страх смерти не кажутся Строганову достаточным мотивом, чтобы строить хоспис. А вот хоспис как прикрытие для торговли наркотиками – это существенный мотив.
Строганов скажет, что оперативные отряды фонда «Город без наркотиков» – это вовсе не прекрасные честные парни, которые вместе с полицией ловят наркоторговцев. Это бандиты, которые совместно с полицией ловят невиновных людей, подбрасывают наркотики и требуют выкуп за то, чтобы закрыть уголовное дело. И Евгений Маленкин, возглавлявший эти отряды, попался, дескать, на подбрасывании наркотиков. И теперь скрывается. Но Строганов Маленкина найдет, если только Ройзман не убьет Маленкина раньше, чтобы не свидетельствовал против Ройзмана.
(Маленкина в штабе нет. Но вот жена Маленкина, блондинка с порхающими ресницами. И Ройзман говорит мне:
– Какие Маленкин мог подбросить наркотики? Откуда у Маленкина наркотики? Кто продаст Маленкину наркотики? Его все барыги в лицо знают!)
Строганов скажет, что реабилитационные центры фонда «Город без наркотиков» – это вовсе не реабилитационные центры. Это частные тюрьмы. Что если у вас есть родственник, от которого вы хотите избавиться, вне зависимости от того, наркоман он или совсем не наркоман, вы можете приехать в реабилитационный центр в Изоплите и обратиться к Максиму Курчику. И заплатить ему деньги за захват. Курчик приедет со своими крепкими парнями, скрутит вашего ненавистного родственника. Отвезет в Изоплит, прикует наручниками к кровати и будет держать целый год, называя это реабилитацией. И еще время от времени будет избивать.
(А вот он, Максим Курчик, сидит в штабе. Действительно крепкий мужчина. И Ройзман про Курчика в который уже раз говорит мне, что они с Максимом вместе учились в школе. И еще в школе принято было считать, что Максим очень справедливый. И опять рассказывает мне историю про то, как из реабилитационного центра сбежал реабилитант. Пошел в ночной клуб, снял проститутку, отобрал у проститутки наркотики, был избит охраной. Тут-то его и нашли сотрудники реабилитационного центра, водворили обратно и в сердцах побили еще. И он умер от побоев. А сотрудники центра сказали следователю, что приказ избивать отдавал им Курчик, хотя Курчика не было в тот вечер в реабилитационном центре. Курчика арестовали и добивались, чтобы он дал показания на Ройзмана, хотя Ройзман в тот день вообще был на соревнованиях, на автомобильных ралли по бездорожью, черт-те где посреди болот. От Курчика требовали, чтобы он сказал, будто это Ройзман велел ему избивать реабилитантов. Но Курчик не дал показаний на Ройзмана. Сел на шесть лет. Сидел в колонии строгого режима в Харпе. Большую часть времени – в холодном карцере. Но все равно не дал показаний.)
Строганов скажет, что и иконами Ройзман занимается незаконно. Ворует иконы. Подменяет старинные новоделом. Легализует краденые. Но этим расследованием не Строганов занимается. Другой отдел.
(А вот когда, по предварительным результатам судя, Ройзман начинает выигрывать, в штаб звонит бывший епископ, поздравляет, благословляет. Не кажется владыке, что он благословляет человека, ворующего иконы.)
Строганов скажет, что все эти четыре уголовных дела – про подбрасывание наркотиков и вымогательство, про захваты и удержания, про торговлю наркотиками под прикрытием хосписа, про воровство икон, – будут распутаны постепенно. И тогда можно будет не имеющего непосредственного отношения ни к одному из этих дел Ройзмана обвинить в организации всего преступного клубка.
А в самом конце разговора Строганов похвастается мне, что это он лично нашел в Москве ройзмановскую психиатрическую справку, опубликованную к выборам стотысячным тиражом. И фотографию, на которой Ройзман изображен рядом с известным бандитом, тоже нашел Строганов лично. И я подумаю: зачем начальник отдела по борьбе с организованной преступностью ищет психиатрическую справку тридцатилетней давности? Какое отношение тридцатилетней давности психиатрическая справка имеет к распутыванию преступного клубка?
