Александр Абдулов - Хочу остаться легендой
Конечно, фильм требует огромных затрат. Одной аппаратуры куплено на триста тысяч долларов. Нужно сшить восемьдесят костюмов. Такого в нашем детском кино давным-давно не бывало. И все же верю, что фильм себя окупит — и очень серьезно окупит. У нас огромная русскоязычная аудитория. Все бывшие союзные республики. Смешно слышать предложения типа: «А давайте фильм продадим в Данию». Дания вся размером с Химки-Ховрино. Нам хватит своего зрителя.
Глупо делать проект заведомо убыточный. Это все равно что делать малобюджетное кино. Для меня это — мало кому нужное кино. Зачем оно? Хочешь попробовать свои силы? Бери тогда вэхаэсную камеру и пробуй себе на здоровье. Деньги-то зачем выбрасывать? Фильм, снятый за двести-триста тысяч, никогда себя не оправдает. Мало положил, еще меньше возьмешь.
Меня очень обескураживает название телерубрики «Кино не для всех». Все время думаешь: для тебя это или не для тебя? Дебил ты или не дебил? У нас в театре был замечательный старик — актер Соловьев. Он говорил гениальную фразу: «Не знаешь, как играть, — играй странно». Вот это можно отнести к современным режиссерам. Не знают, как снимать, — снимают странно.
Во всех нас генетически сидит Шура Балаганов. Почему-то непременно надо сказать, что спектакль обошелся в пятьдесят тысяч долларов, хотя видно же, что постановка еле-еле тянет на десять. Я не знаю, сколько будет стоить фильм, — знаю, что очень много. Есть вещи, которые не оценить в деньгах. Скажем, в сценарии есть кадр, где сыщик прилетает на «Руслане». Сколько стоит арендовать такой самолет? А мне дают его бесплатно. Но все равно денег не хватит, и если вдруг найдутся люди, которым небезразлично, дойдут ли до экрана «Бременские музыканты», то мы будем благодарны каждому, кто захочет помочь картине. Это мой первый фильм, у меня нет тотальных амбиций, я понимаю, что сделать все самому невозможно. За любую помощь большое спасибо и низкий поклон. Никакого режиссерского самовыражения.
Помню, мы отмечали юбилей моей антрепризы и мой же день рожденья… Некоторые сетовали по поводу того, что я не сел посередине сцены, в вальяжной позе, и не принимал поздравления от коллег. Нет уж, раз мы празднуем десятилетний юбилей антрепризы, созданной актером, то сам он должен абсолютно во всех антрепризных спектаклях участвовать.
В спектакле «Все проходит…» мы с Ириной Алферовой играем супругов с двадцатилетним «стажем» семейной жизни, которые переживают не самый легкий период; естественно, с этим связаны взаимные обиды, душевная боль, подозрения… Критика писала что-то в духе: «Алферова и Абдулов играют, по сути, самих себя. Видимо, из-за личных обстоятельств и возникающих персональных ассоциаций им тяжело играть.» Нет, мне с Ирой не тяжело играть. Сам пригласил ее на эту роль, потому что она прекраснейшая актриса. Не надо путать жизнь и театр. Я — хозяин антрепризы и отвечаю за качество ее спектаклей. На сцене передо мной актриса. А уж что у нас за кулисами происходит, кем эта актриса мне приходится — дочерью, матерью, бывшей женой, это ни для кого не должно быть важным.
В день зарплаты в театре ко мне приходит бухгалтер и стыдливо дает деньги. А у меня в это время сидят друзья. Они спрашивают: «Это что?» — «Зарплата народного артиста России», — отвечаю я… Не буду говорить, сколько это в абсолютном выражении…
У нас в России почему-то особенно любят несчастных людей… Понимаете, я выбрал такую профессию, что у меня по определению должно быть все хорошо. Все должны знать о том, как у меня все здорово, о том, какой я замечательный. Девочки должны вздыхать, мальчики — завидовать. Если я буду говорить, что мне плохо, они меня через месяц возненавидят. Никого мои трудности не должны волновать. Меня с детства приучили не перекладывать собственные проблемы на чужие плечи. Упаси господь, чтобы меня считали несчастным, обиженным. Ненавижу, когда меня жалеют. Зверею от этого. Взрослый мужик, сорок восемь лет, руки-ноги целы. Я должен все в жизни делать сам. Иначе я — тряпка.
Думаю, наш сегодняшний российский кинематограф потихоньку возрождается. Думаю, что да. Сейчас вышел на экраны очень красивый и добрый фильм двух ленинградских ребят, называется «Рождественская мистерия». Вышли «Нежный возраст» Сергея Соловьева и «Ландыш серебристый» Тиграна Кеосаяна, мои «Бременские музыканты». Четыре картины — уже много. Возрождаться-то возрождается, но я не верю в чудеса. В СССР кинопрокат кормил все образование и всю медицину. Во всем мире это огромная статья дохода… Не может быть такого, чтобы дела в нашем кинематографе не поправились… Тогда мы просто идиоты, больные люди, нас нужно ограждать колючей проволокой и ждать, когда мы вымрем от тупости и беспомощности…
Слава богу, по моим ощущениям история с «Бременскими музыкантами» удалась… У Михалкова в «Сибирском цирюльнике» огромная массовка. Но, кажется, мы его рекорд побили. Думаю, что в сцене парада задействовано тысяч двадцать, а то и тридцать, воинов… Как мне помог Гейдар Алиев на съемках… Мы полтора месяца снимали в Азербайджане, и у нас было все, что мы хотели. Нужны были танки — шли танки, бэтээры — шли бэтээры. У нас даже шутка родилась: в тот момент, когда снимался парад у Короля, Армения спокойно могла брать Азербайджан — все его войска были на съемках «Бременских музыкантов». У нас на съемках даже бегемот был настоящий… Помог Бакинский зоопарк. Мне привозили ягуаров, удавов, орлов… Была ситуация, когда бегемот должен был с охраной пробегать мимо меня. Я смотрю в монитор: Жужа бежит на меня, укрупняется, укрупняется… И тут я поднял голову и вижу, что она уже в трех метрах от меня. На меня перло две с половиной тонны живого веса… А бегемоты, надо сказать, достаточно быстро бегают. Я схватил телевизор со столиком вместе — и в сторону… В тот же момент по месту, где я стоял, пробежал бегемот…
Очень переживал перед съемками Александр Коржаков… Говорил: «Ты мне объясняй задачу так, как написано в пособии к японскому будильнику, — не кипятить…» Поначалу многие артисты хотели отказаться сниматься из-за того, что будет играть Коржаков. Но я говорил: «Ребята, тогда будем менять вас». У меня не было другого выхода. Иначе я — тряпка. Но потом в Коржакова влюбилась вся съемочная группа. Никогда не забуду первый съемочный день. Собираемся на ужин. Актеры переодеваются, бросают костюмы, костюмеры их собирают. Все уже готовы, нет только Коржакова. И тут он выходит. Держит аккуратно повешенный на вешалку костюм: «Кому сдать?» Костюмеры чуть не заплакали от умиления.
Завтра будет показан наш фильм «Бременские музыканты». Съемки шли очень долго, целых два года.
Мне надо осмыслить все это дело — отдохнуть, прийти в себя. На этих съемках было очень много сложностей. И непогода была, и бури песчаные. Это были два года труда, пота, но и два года счастья.
…История нашего знакомства с Шоном Коннери довольно забавна… Я ведь два года был директором Московского международного кинофестиваля. Поэтому я знаком с очень многими голливудскими актерами. И с Робертом Де Ниро, и с Ричардом Гиром, и с Шоном Коннери — с очень-очень многими… А история с Шоном Коннери, и вправду, была забавной. Я, когда увидел его в московском ресторане, втихаря заплатил за стол, за которым он сидел. Он узнал и начал возмущаться: мол, кто это сделал? Ему показали на меня. Он подошел ко мне выяснить, что к чему, на что я ответил: «Вы знаете, если вдруг так получится, что в Америке вам скажут, что вот это сидит русский артист и вы заплатите за меня, я на вас не обижусь». После чего он рассмеялся, и мы еще с ним долго сидели…
…Хочу развеять миф о том, что будто бы я собирался бросить актерство после того как посмотрел работу Джека Николсона в фильме «Полет над гнездом кукушки». Нет, я хотел бросить театр не оттого, что посмотрел работу Николсона, хотя он там гениально работает. Я хотел все бросить после того как посмотрел сам фильм. Потому что в то время такую тему никто бы не дал сыграть. А играть всю жизнь про завод мне не хотелось…
…Чем хуже у актера нервы, тем лучше он играет, да, я так считаю. Но это же не в прямом смысле надо все понимать. Из этой фразы вовсе не следует, что я периодически должен биться в истерике. Просто актер — очень сложно, нервно организованный человек, у актеров нервная система немного другая. Поэтому к ним надо относиться очень бережно.
Я не поступил в театральный институт с первого раза, полагаю, оттого, что мне казалось все это делом практически решенным… Думал, все получится легко и непринужденно…
Сейчас страшно вспоминать о переживаниях того времени… Как себя может чувствовать зеленый пацан, попавший в созвездие… Пельтцер, Леонов, Фадеева, Збруев, Чурикова, Ларионов, Янковский, Скоробогатов. Одни имена произносишь с трепетом. А они были заняты в том же спектакле, что и я. Играли вспомогательные роли, а я, молодой-зеленый, — главный герой. У меня был ужас в глазах, я боялся забыть текст…
