Рюрик Ивнев - Часы и голоса

1916

Смольный

Довольно! Довольно! ДовольноИстошно кликушами выть!Весь твой я, клокочущий Смольный,С другими — постыдно мне быть.

Пусть ветер холодный и резкийРевет и не хочет стихать,Меня научил ДостоевскийРоссию мою понимать.

Не я ли стихами молился,Чтоб умер жестокий палач,И вот этот круг завершился,Россия, Россия, не плачь!

Не я ль призывал эти бури,Не я ль ненавидел застой?Дождемся и блеска лазуриНад скованной льдами Невой.

Чтоб счастье стране улыбнулось,Она заслужила его.И чтобы в одно обернулосьТвое и мое торжество,Довольно! Довольно! Довольно!Кликушам нет места в бою.Весь твой я, клокочущий Смольный,Всю жизнь я тебе отдаю!

Октябрь 1917 г.

Петроград

Народ

В ушах еще звучат восторженные крикиНарода. В глазах еще горят веселые огни,И у трибуны море огневое.О страсть народная! О смысл великий!Одну лишь только ветку шелохни —И затрепещет дерево живое.

Петроград

1918

Петроград

Я помню день Октябрьского восстанья.Кипели площади. Дворец был пуст.С его дрожащих, побелевших устПоследние срывались содроганья.

Дома пылали. Проносились люди.Чудовищно гремя, броневикиВстречали залпы спрятанных орудий,И кое-где щетинились штыки.

Я помню дым, и небо, и тревогу,И мост Дворцовый, и веселый шумВосставших войск, взошедших на дорогуГражданских войн, великих дней и дум.

1918

Москва

От воздушного ли костра,От небесной ли синевы —Эти пышные вечераВозрождающейся Москвы.

Я не помню такого сна,Я не видел таких чудес.Надо мной горит вышина,Подо мною воздушный лес.

Эти пышные вечераВозрождающейся Москвы —Я, как пьяный, брожу до утраПо аллеям ее синевы.

1918

Сергею Есенину (Акростих)

Сурова жизнь — и все ж онаЕлейно иногда нежна.Раз навсегда уйти от зла,Гори, но не сгорай дотла.Есть столько радостей на свете,Юнее будь душой, чем дети.Едва ли это не судьба, —Сегодня мы с тобою вместе,Еще день, два, но с новой вестьюНам станет тесною изба.Игра страстей, любви и честиНесет нам муки, может быть.Умей же все переносить.

1919

26

Груз

Слова — ведь это груз в пути,Мешок тяжелый, мясо с кровью.О, если бы я мог найтиТаинственные междусловья!

Порой мне кажется, что вотОни, шумя, как птицы в поле,До боли разрезая рот,Гурьбою ринутся на волю.

Но иногда земля мертва,Уносит все палящий ветер.И кажется, что все на свете —Одни слова.

1923

«Милый голос, теплота руки…»

Милый голос, теплота руки…Вот и все. Наука и законы,Александры и Наполеоны,Это все — такие пустяки.

Милый голос, чуточку усталый,И улыбка тихая во мгле…Чтобы быть счастливым на земле,Сердцу надо до смешного мало.

Пусть же разорвут меня на частиИ на всех соборах проклянутЗа нечеловеческое счастьеЭтих изумительных минут.

Милый голос, теплота руки…Вот и все: моря и океаны,Города, пустыни, царства, страны,Это все — такие пустяки.

Милый голос, теплота руки…

1926,

Москва

В пути

Я шел и полз. Всего мне было мало,Глазами все хотелось зачерпнуть —И хризолит безмолвного Байкала,И ручейков серебряную ртуть.

Как тешится порой судьба над нами —Я все забыл на несколько минутИ всматривался жадными глазамиВ Иркутск, запеленованный снегами,И Ангары кипящий изумруд.

1927

«Глаза слезой не затуманились…»

Глаза слезой не затуманились,Душа почти уже мертва,Не мы — друг другу чинно кланялисьОкаменевшие слова.

Не верилось, что радость общаяКогда-то связывала нас,Ни по улыбке полусморщенной,Ни по движенью наших глаз.

Глаза слезой не затуманились,Душа почти уже мертва,Не мы — друг другу чинно кланялисьОкаменевшие слова.

1929

Москва

Рок

Есть в жизни каждого один ужасный час,Его знавали скифы и Эллада,И от него не отрывали глазНи Вавилон, ни Фивы, ни Гренада.

И нет такой твердыни на земле,Где б не стоял он, точно вещий призрак,Безмолвно копошащийся в золе,Как будто силясь дух усопших вызвать.

То — час безмолвия, когда в душе у насНадежда рушится, как колоннада,Когда любви последний луч угасИ нам от жизни ничего не надо.

Тогда осознаем мы, чуть дыша,Что чем любили глубже и полнее,Чем окрыленнее была у нас душа,Тем этот час разит сердца больнее.

1929

Феодосия

В бане

Здесь не увидишь никаких различийЗажиточности или бедноты,Здесь все равны, как птицы в стае птичьей,Спустившейся с небесной высоты.И мнится мне, — среди живых творенийОдин Адам на весь обширный зал,А остальное — только отраженьеЕго фигуры в множестве зеркал.Здесь все равны не только по закону:Энтузиаст, и скептик, и педант,Храбрец и трус, невежда и ученый,Крестьянский парень и столичный франт.Как предки наши в тоге иль в мундире,Устав от битвы, чтобы отдохнуть,На сутки заключали перемирье,Так здесь, пройдя тернистый долгий путь,Добро и Зло, Порок и Добродетель,За первенство, как на войне, борясь,Отбросили натянутые сети,Чтоб отдохнуть от ловли душ на час.На час один забыть нетрудно сущностьСвоей души, ведь нет к тому препон.Среди людей, друг другу спину трущих,Знак равенства. И здесь незыблем он.Здесь все равны на этот час единый.Но если бы, наперекор судьбе,Могли мы взять хоть несколько крупинокОт равенства природного себе!

1930