Регина Наумова - Ты спросил, что такое есть Русь…

Океан и я

Привет, океанские воды.Не вижу над вами диска.Лишь нет-нет рыжая искраПронзит тумана разводы.

И мнится мне, он золотится,Над мглой глубинной мигая.Цвет серый с синим сплетая,Роится туман, роится…

Летает лазурная мглистость.С ней в прятки играет солнце.И чудится мне, несётсяЛазурное солнце? — Дикость!

А вечером — алые воды,Как будто их поджигают.Из пены искры взлетают;Под Южным Крестом — широты.

О берег мой субтропический,К тебе приезжать бы чаще.В ногах у пальмовой чащиВосторгом пьянеть лирическим.

В тебе утоление болиОт гнева на все разлуки.Но жить без лихости, мукиТак скучно, словно в неволе.

Ты знаешь про ценности в душах.Они не видны в анкетах.Бывают в строфах поэтов,Где честности речь послушна.

О волны морские, поверьте,Мне нужен волн поединок.Чтоб искры — вместо слезинок!Чтоб сильной остаться до смерти.

Твоей красотой упиваюсь.Шуми, мощь океанная.Жизнь твоя — ох, окаянная.Моя — такая же… каюсь.

В сезон дождей

Не по тропам чужим брести мне б рассеянноПод одеждами серыми плачущих туч,А вдоль шири полей, по доброму сеянным,Каждый колос в которых и добр, и могуч.

Всё бреду я, увы, под шум околесицыЧужеродных базаров, пирамидных красот…Хоть и плещется ночь здесь сияньем месяца,Но в своём сотворенье не вижу высот.

Изболелась душа — далече до истины…Неужель всюду зло? Нет, нет, сердце, не верь!От терпенья, пустот… в кровь зубы стиснуты,Всё ж упорно стучусь к людям в каждую дверь.

Люди добрые, будьте с путником ласковы,Он кормился в пути только диким плодом.А мечты и надежды цвели все сказкамиИ ложились в потрёпанный жизненный том.

Прикоснитесь, познайте силу горения;Мне не надо признанья, суть ведь не в том…Помогу вам понять: стихов сотворениемПравят правда, любовь, с разуменьем при том.

Исповедальное

Свои стихи не назову забавой.Они — сосуд тревоги и труда.Пою в них Русь, овеянную славой,А это есть высокий труд! Да, да.Лик кроткий над листами наклоняя,Гляжу, как дремлет ряд стандартных слов,Но в старенькие чётки дополняяБрильянты свежих слёз, внемлю: готов

Исповедальный стих — моя котомка,Завещанная предками… Как тень,К плечам прилипла да поёт негромкоО жизни городов и деревень…

И мне поёт: концы страны измеришь,Бродяжничая призрачной звездой,И в счастье, правдой крася стих, поверишь,И честной быть всегда с самой собой,

То в светлой радости, иным — убогой.Начнёшь прощать друзей, а вслед — врагов.И станешь помазуемою Богом,Молясь на виды золотых стогов…

Я злые скорби все, и счастье с горем,И радости страны моей впила,Где песни русичей подобны зорям,Что поджигают храмов купола.

Дано судьбой бродить мне по дорогамИ прославлять повсюду отчий край.Мои стихи — от разговоров с Богом…Они окно приоткрывают в рай.

Я в них прошу хранить мою РоссиюИ защищать злом вытерзанный люд.Молюсь, чтоб чёрта одолел Мессия.Молюсь, чтоб даден был сердцам уют.

В душе поэт растёт, творит свободно.И правда русичей ему есть мать!Как возмужает, назовут народнымЗа то, что за народ готов страдать.

Да, да. Стихи не назову забавой.Они — источник благости труда.Пою в них Русь, овеянную славой.То высь судьбы, поймите, господа.

Космизм внутри и вне

Эта вещь со слабо обозначимыми элементами метаметафоры[1]

Душа развернулась и вышла из тела,А космос вошёл, мол, пора восвояси…Душа, как сова, из-за веток гляделаИ пела на дереве, прозванным ясень.

Собака служила плохим дипломатом;Шумливая, как океанские волны,С зерном возвращалась к ноге… И обратноНеслась, стиснув пастью, как горстью, куль полный.

Скребла лапой землю сотворчески мило,Мечта становилась возможной, поверьте,Рассеивать зёрна иных миров былоСобытием светлым, как ноты в конверте…

Прочесть их… проникнуться — тоже работа.Подслушать мелодию… к речи примерить…Срастить воедино, чтоб вышло не что-то,А очень космично, чему стоит верить.

Но та сотворённость творящих в просветеПовисла ненужною брошенной тенью.Душа прорастала, но сохла… заметьте,Подобно не взятому в вечность растенью.

Умнеет собака — служивая строчка;Бежит по приказу и ловит след сердцем.Найдя, возвращается тёмною ночкой…Рассудку работа и сердцу — умельцам.

Бывает, луна недовольно ютится,На всех нас таращится, полуслепая.Годами своими, наверно, томитсяИ ропщет: рать пишущих ныне иная…

В душе твёрдой хватки-то мастера нету.Летела на нет… расходясь, проницаяТу силу. — Прогнозом не стала ответу.Допишет ли песню, покуда земная?

Душе стало страшно… свернулась… и — в тело.А космос шепнул, зашагав восвояси:Тебе, знать, быть вывороченной — не дело…И тут за окном листопадить стал ясень.

Молитва

Поэт — в одиночестве сладком…С бокалом вина… не в шелку…Сидит, где мерцает лампадка,В желанном душе уголку.

О многом в безмолвии ночиМечтает живой человек.И Матери Божией очиЗа ним наблюдают весь век.

Он с верою в сердце слепоюЖить честно желает… Пусть рокГлумится над чистой душою,Но грязною сделать — кто смог?!

Верна я старинным преданьямРодимой моей стороны.И буду, как есть, упованьемТой чести святой старины.

Ох, в нынешних днях есть сомненье,Но кончится время невзгод.Народ богатырский терпеньяБездумного цепи порвёт.

Привычно мерцает лампадка.Молюсь пред иконой святой:— Добавь делу правых порядка,Хранящая свет над Москвой[2].

Размышление