София Шуазель-Гуфье - Исторические мемуары об Императоре Александре и его дворе

Столь же осторожный, как и вероломный, Пален стремился возможно меньше подвергаться риску в заговоре и выступать лишь с величайшей осмотрительностью; поэтому он привлек к своему предприятию друзей, которые могли обеспечить успех его замысла. Платон Зубов, отъявленный враг Павла I, которому государь этот имел неосторожность оставить несметные богатства, приобретенные в предшествовавшее царствование, представился Палену наилучшим орудием для заговора, который открывал ему возможность удовлетворить чувства личной ненависти. Притом, Зубов, долго остававшийся в милости, сохранил много связей; а брат его, Валерьян, всегда был окружен людьми без принципов и нравственности, способными содействовать всякого рода преступлениям и покушениям.

Пален, почти уверенный в готовности Зубова оказать ему содействие, сообщил ему о своем желании вступить с ним в переговоры; а для того, чтобы император дозволил ему вернуться из его поместий, где он жил в изгнании, он посоветовал ему выразить мнимое желание вступить в брак с дочерью Кутай сова, другого любимца Павла, который этого ничтожного турецкого раба, своего цирюльника, внезапно сделал одним из главных сановников империи, возвел его в графское достоинство и осыпал милостями. Кутайсов вскоре получил письмо от Зубова, просившего руки его дочери.

Вне себя от радости, он тотчас отправился с этим письмом к императору, бросился к его ногам и стал молить не ставить препятствия счастью его дочери, — не отказать Зубову в разрешении вернуться в Петербург. Павел охотно согласился исполнить желание своего любимца и заметил, что просьба Зубова была единственной его разумной мыслью во всю его жизнь. Тогда Зубов окончательно договорился с Паленом. Последний без труда привлек на свою сторону часть гвардии, ибо, к несчастью, Павел обременял утомительной службой, резкими выговорами и строгими наказаниями этот полк, давно уже привыкший к тому, что в России дворцовые перевороты совершаются без пролития крови.

Истинный план заговора, по уверению заговорщиков, не простирался до лишения императора жизни; предполагалось, по их словам, заставить его подписать акт отречения, по которому он соглашался бы передать корону наследнику престола, Великому князю Александру, предоставив себе право избрать свое местопребывание в окрестностях Петербурга, или в какой-либо провинции империи, или за границей, — в той стране, где он пожелал бы поселиться.

Пален с другими заговорщиками ясно сознавал, что невозможно было лишить обширное государство его главы, не заручившись для него преемником. С другой стороны, зная благородный характер Александра, они не надеялись, чтобы он согласился принять регентство; между тем необходимо было прийти на помощь нации, которую Павел не уважал в достаточной степени и к которой, благодаря своему пылкому воображению, он относился с чрезвычайной строгостью. Пален понял, что единственное средство достигнуть цели состояло в том, чтобы посеять разногласие среди императорской семьи, — между отцом и детьми, между супругом и супругой, и, в конце концов, привести подозрительного императора к роковой мере — к несправедливым, жестоким преследованиям собственной семьи.

Между тем один из заговорщиков, мучимый угрызениями совести, быть может, страшась последствий столь преступного предприятия, не желая выдать своих сообщников, анонимным письмом[3] предупредил императора о заговоре. Встревоженный Павел тотчас призывает Палена. Последний, заранее обдумав свои коварные ответы, с невозмутимым хладнокровием предстает перед своим повелителем; без малейшего волнения выслушивает все внушенные недоверием, тревогой и гневом речи Павла, которые могли бы заставить одуматься другого, менее закоренелого преступника. При словах императора: «Против меня составляется заговор, и вы, петербургский губернатор, — вы этого не знаете?» Пален отвечает: «Простите, Ваше Величество, я не только о нем знаю, но сам к нему принадлежу.» При этих изумительных словах на лице императора одновременно отразились мучительная тревога, сомнение и удивление.

«Да, Ваше Величество, — продолжал Пален тем же спокойным тоном, — все нити заговора известны мне; я принадлежу к числу заговорщиков, но для того лишь, чтобы услужить Вам и спасти Вашу жизнь. Ни один из преступников не ускользнет от моей бдительности и от правосудия Вашего Императорского Величества. Безумцы, замышляя погубить Вас, сами идут к собственной погибели.» — «Кто же они?» — воскликнул Павел, волнение которого возрастало с каждым словом его вероломного наперсника. «Ваше Величество, осторожность мешает мне назвать их; но после всего, что я имел честь раскрыть перед Вашим Величеством, я смею надеяться, что мне будет оказано полное доверие и предоставлено следить за Вашей безопасностью.» Эта туманная фраза могла лишь еще более возбудить пламенное любопытство императора; ум его, введенный в заблуждение недоверием, осмелился возвести гнусное подозрение по отношению к добродетельнейшей супруге и почтительным, покорным сынам. «Кто они? — с ужасающей настойчивостью повторил Павел, — кто они? я хочу их знать.» — Ваше Величество, — опустив голову, отвечал Пален, — чувство уважения мешает мне назвать августейшие имена… «Понимаю, — взволнованно сказал император глухим, сдавленным голосом, — я предчувствовал… императрица?» — продолжал он, устремляя пронзительный взгляд на Палена. Пален молчал. «Великие князья Александр и Константин?» Пален отвечает лишь безмолвием. Император тогда умолкает, и с его стороны молчание это, несомненно, предвещало грозу.

Приказ арестовать наследника престола и его августейшего брата — таково было первоначальное решение разгневанного отца, считавшего себя гнусно преданным самыми близкими ему лицами. «Что же касается императрицы Марии, — грозно прибавил император, — я сам приму меры относительно ее.» Предполагалось великих князей заключить в крепость, а императрицу — в монастырь.

Добровольно лишаясь, таким образом, самых верных опор своего престола и своей жизни, несчастный государь слепо доверялся предателю, от которого теперь зависела его судьба. «Добрый, верный Пален, — сказал он, глубоко вздыхая, — я доверяюсь тебе, охраняй твоего государя, который тебя о том просит.» Произнося эти слова, он раскрыл свои объятия, и Пален преступно дерзнул принять этот знак привязанности со стороны несчастного государя, дни которого уже были сочтены в глубине его сердца. Выходя от императора, Пален поспешил к заговорщикам и, собрав их, сказал наименее смелым из толпы, с целью пробудить их дремлющую злобу: «Тайна раскрыта. Список заговорщиков ему еще неизвестен; но кто нам поручится, что другой предатель не раскроет ему весь наш замысел? Если жизнь дорога вам, поверьте мне, — поспешим исполнить его; поспешим освободить империю.» Предатель, о котором говорил Пален, был не кто иной, как он сам. Этот коварный человек составил двоякий план: сообразно обстоятельствам, предать или государя своего, или своих сообщников. Если б случилось что-либо непредвиденное, и если б в решительную минуту судьба оказалась неблагоприятной для заговорщиков. Пален намеревался арестовать виновников и сказать императору: «Ваше Величество, Вы спасены, и задача моя исполнена».