Владимир Кравченко - Через три океана

За участие в боевых действиях В. С. Кравченко был награжден светло-бронзовой медалью "В память Русско-японской войны 1904-1905годов" (1906) и орденом Св. Анны 3с т.с мечами (1907).

В канун Первой мировой войны 1914-1918 годов Владимир Семенович Кравченко уже имел чин статского советника (1912), числясь с 9 ноября 1910 года старшим врачом 2-го Балтийского флотского экипажа. С началом военных действий его (7 сентября 1914 года), с оставлением в прежней должности, назначают консультантом по хирургии временного Петроградского морского госпиталя № 2.

Помимо перечисленных наград, он был награжден орденами Св. Станислава 2 ст. (1908), Св. Анны 2 ст. (1912), Св. Владимира 4 ст. (1915).

Скончался В. С. Кравченко в 1927году и похоронен на Новодевичьем кладбище в Санкт-Петербурге.

Воспоминания В. С. Кравченко печатаются по их второму изданию (май 1910 г.) и при подготовке к печати были подвергнуты незначительной археографической правке. Все даты до 1 февраля 1918 года приведены по старому стилю.

Ответственный редактор Л. А. Кузнецов

"ПОМНИ ВОЙНУ!"

Вице-адмирал С. О. Макаров

Дорогим боевым товарищам, моим соплавателям, посвящаю труд свой дневник, который я вел с первого дня кампании. Все, что я видел, слышал и переживал, я заносил в него, насколько позволяли досуг и окружавшая обстановка.

Хотелось бы, чтобы дневник этот, несмотря на запоздалое его проявление, представил интерес не только для участников этого небывалого в истории похода, но и для каждого, кому дорог и близок родной флот.

Автор

1 января 1910 года

Глава I.

В Санкт-Петербурге

На Невском судостроительном заводе заметно необычайное оживление. Крейсер 2 ранга "Изумруд"{1} спешно заканчивает свою постройку. Уже спущенный с эллинга{2}, он стоит у пристани на швартовах. Работа кипит. С гулом, одна за другой, подкатываются к деревянным сходням загруженные вагонетки, поминутно слышатся окрики: "Дай дорогу, дай дорогу!"

Крейсер сверху до низу переполнен мастеровыми и матросами: кто бьет по заклепке молотом, кто визжит электрическим сверлом, кто скрипит горном - все это вместе с грохотом, доносящимся из мастерских, сливается в общий несмолкаемый гул, среди которого нельзя расслышать командных возгласов и свистков низенького коренастого боцмана, с покрасневшим от натуги лицом выделывающего какие-то рулады на своей дудке.

С пристани заворочался громадный кран, медленно поднимая на большую высоту тяжелую железную мачту для того, чтобы перенести ее на судно и поставить вертикально. Среди этой суеты с большим трудом разыскал я командира крейсера, капитана 2 ранга барона Василия Николаевича Ферзена, к которому должен был явиться по случаю назначения на крейсер судовым врачом. Барон - голубоглазый великан с открытым добродушным выражением лица, любезно предложил показать мои будущие владения. "Вот это лазарет на семь коек; здесь аптека, здесь ванная. Здесь же в моем помещении вы расположите свой боевой перевязочный пункт; мне кажется - здесь всего удобнее; можно и в кают-компании: там просторнее, зато подача раненых затруднительнее. Впрочем, как хотите. Выбирайте, где Вам удобнее. А вот и Ваша каюта, рядом с лазаретом". Командира в это время уже разыскивали по всему судну.

Оставшись один, видя вокруг себя голые железные переборки, я старался мысленно представить себе ту обстановку, среди которой придется жить и работать. "Лазарет - всего на семь коек. Маловато. Но и их, кажется, разместить негде. А что за этой переборкой?" - "Кормовая машина, Ваше ВБ{*1}", - ответил какой-то мастеровой. Попробовал переборку рукой - горяча. "Что же будет в тропиках? Ну, ладно, поглядим каюту".

"Здесь будет столик, а здесь коечка, здесь шкапик для одёжи приспособим, умывальничек складной привинтим. Все железное, дерева не будет. На случай пожара, значит", - объяснял мне словоохотливый мастеровой.

- А вот этот уголок мы от Вас, Ваше ВБ, отымем. Тут как раз лючок в провизионный погреб проходит, так мы его в коридор выведем, чтобы вестовые, лазивши, значит, не беспокоили Ваше ВБ.

Койка, умывальник, шкап и прочее - да здесь и сейчас повернуться негде. Железо! В холода отпотевать будет, а в жару накаливаться - знаем, знаем. Заглянул в другие каюты. Все одинаковы. Кают-компания крохотная. Прошел в жилую палубу.

- А это помещение, эти рундуки - для команды?

- Так точно, Ваше ВБ.

Да! Все для машины, все для угля, а для житья плохо. Ведь на крейсере команды 328 человек. Как они тут друг на дружке разместятся? Крейсер "Изумруд" построен по образцу "Новика", лихого доблестного "Новика". Судно точно нож для разрезания: узкое, длинное, острое. Три низких трубы, две мачты{3}. На "Новике" была одна. По числу орудий "Изумруд" сильнее "Новика". Кроме того есть и минные аппараты - три, поставленные по настоянию адмирала Макарова. Машины могучие, дающие 24 узла. Недаром они заняли чуть не третью часть судна. Дерево на крейсере действительно изгнано. В боевом отношении это хорошо{4}. Таков же точно и родной брат "Изумруда" - крейсер "Жемчуг", окончивший свою постройку на Невском заводе месяцем раньше и, счастливец, уже рассекающий своим острым носом воды Балтийского моря.

Обходя помещения, я знакомился со своими будущими товарищами, среди которых был рад встретить несколько старых знакомцев - соплавателей по Дальнему Востоку во время русско-китайской войны{*2}.

Четыре лейтенанта уже обветрены всякими бурями и непогодами, остальные - всё жизнерадостная, полная энергии молодежь. Приятно было слышать отзывы о командире и старшем офицере П. И. Паттон-Фантон-де-Веррайоне. Ими не нахвалятся. Все рвутся на "Изумруд" в надежде заслужить ему славу "Новика". Энтузиазм молодежи мне очень понравился. Невольно заразил он и меня, пессимиста.

Явившись на другой день уже не в мундире и треуголке, а, по примеру офицеров, в самой старой потертой тужурке, я стал проводить на крейсере день за днем все рабочее время, стараясь, чтобы и медицинская часть не отстала от других и не ударила в грязь лицом.

Работы предстояло много: хотя для меня она была совсем необычна, зато страшно интересна. Нужно было устроить свое будущее гнездышко.

Набив себе несколько шишек на лбу, пересчитав ступени многих трапов боками, а тужурку измазав краской, я скоро превратился в равноправного члена кают-компании крейсера "Изумруд".

Скоро я также понял, в чем корень успеха. Нужно было быть не столько врачом, сколько надсмотрщиком. Нужно было самому не спать и другим не давать, тормошить, просить, напоминать, ругаться, строчить рапорты, знакомиться со всеми чертежами, планами, названиями, указывать, оспаривать, не жалеть ни языка, ни ног, буквально над всякой мелочью иметь свой хозяйский глаз.