Говард Маркс - Господин Ганджубас

— Как же мне выйти на иммиграционную службу, чтобы меня депортировали? Как заказать билет на самолет, чтобы улететь из этой ужасной страны, если я не могу звонить по телефону и писать письма?

— Не беспокойся, — сказал консультант. — К тебе придут, все расскажут, дадут позвонить, снабдят марками.

— Они обманывают с такой легкостью.

В камере новозеландец, заметив мрачную мину на моем лице, посочувствовал:

— Обидно... Хорошо, что я встретил тебя, Бритиш. Держись!

Я был так зол. Я направился в туалет, и на сей раз полный курильщиков, которые пялились на мой член. «Да пошли они!..» — подумал я, испуская струю зловонной темно-зеленой жидкости. С тех пор у меня не возникало проблем с тем, чтобы отлить. После нескольких часов во временной камере меня вызвали, застегнули наручники за спиной и отконвоировали к карцеру.

В карцере Оукдейла было порядка сорока камер. Каждого, кто попадал туда, полагалось поставить под душ в клетке и после осмотра (рот, анус и крайняя плоть) снабдить нижним бельем, носками, тонкими шлепанцами (китайского производства) и стерилизованным полукомбинезоном слоновых размеров. Ничего более без борьбы нельзя было добиться. Я давным-давно дошел до той стадии, когда унизительные церемонии перестают тебя волновать. То ли они вконец растоптали мое достоинство, то ли мое достоинство было слишком прочным, чтобы его растоптать или уничтожить...

Большинство тюремных служащих в Луизиане черные. Чернокожий дежурный записал мои отличительные характеристики. Тюремных стражей карцера не интересовало, кто по какой причине туда попал. Не стоило даже пытаться объяснять, что я не совершил никакого дисциплинарного проступка и находился в особом блоке, потому что одной ногой был уже на свободе. Они все это слышали и раньше. Иногда это была правда, иногда нет. И я пошел на обычную уловку — сделался чрезвычайно дружелюбен и вежлив. Иного способа получить книги, марки, бумагу, конверты и карандаш я не видел. Дежурному тюремщику понравился мой акцент, сам он недурно копировал Джона Гилгуда4. Я налегал на оксфордское произношение и обращался к нему «милорд». Его от этого распирало. Естественно, теперь у меня появились книги.

Он закрывал меня на час в библиотечной камере. Порывшись в книгах, я нашел «Повелителя мух», «1984», роман Кена Фоллетта, неизменную Библию, роман Грэма Грина и учебник по математике. Этих книг мне бы хватило на несколько дней и даже больше, окажись мой сокамерник болтливым янки или сумасшедшим. Я разжился бумагой, карандашами и конвертами. Что касается марок и телефонных звонков, тут все решали только тюремные консультанты и их помощники.

Меня перевели в достаточно чистую и пустую камеру, где я нашел привычную обстановку: стальная койка, потрепанный грязный матрац, постоянно мигающая неоновая лампа, загаженный сортир и раковина. За день я устал как собака. Было почти десять вечера. Я почитал и лег спать.

— Теперь в тюряге ты, — фальшиво пропел тюремщик-ирландец, просовывая посудины с кофе, овсянкой и другой якобы съедобной пищей через узкую щель в двери.

Я знал, что должно быть около шести утра. Завтрак в постель. Если бы не разница в часовых поясах, миллионы американских заключенных сейчас жевали бы тот же самый корм. Было холодно.

Если в карцере, или «особом блоке», отбывал наказание хотя бы один несчастный, температуру там поддерживали далекую от комфортной. Заключенный, которого отрядили на уборку, обходил камеры и забирал остатки завтрака через щели. В круг его официальных обязанностей входило также содержать помещения за пределами камер в чистоте и обеспечивать заключенных туалетными принадлежностями. Неофициальные обязанности, «халтура», позволявшая подзаработать, заключались в том, что он поставлял недозволенное (кофе хорошего качества, марки и сигареты), посредничая между покупателями и продавцами запрещенного товара.

— Марка есть? — спросил я, когда он забирал пустую коробку из-под мюслей с изюмом.

— Возможно, — сказал он, — но вернешь две. — Это была обычная тюремная вымогательская «процентная ставка» практически на все.

— Дашь две — верну пять.

Похоже, он мне поверил и одобрительно кивнул головой.

Карцер патрулировали каждые пару часов. Когда проходил кто-нибудь еще кроме дежурных, я стучал в дверь и требовал позволить позвонить, связаться с адвокатом, семьей и посольством Великобритании. Тюремные священники (уполномоченные выслушивать молитвы), психиатры (уполномоченные выслушивать все остальное) и офицеры медицинской службы (уполномоченные раздавать аспирин) по закону должны совершать ежедневные обходы карцера. Они не могут доставить марки или договориться о телефонных звонках, и заключенные, ни у кого не находя помощи, пребывают в постоянном стрессе, теряют рассудок. Следовало набраться терпения. Теперь, когда некому было наблюдать мои неумелые попытки поддерживать физическую форму, я смог продолжить занятия йогой и гимнастикой. И еще у меня были книги. Иногда кто-нибудь приходил и разрешал сделать телефонный звонок. Дежурные приносили по нескольку марок. «Расслабься! — говорил я себе. — Скоро на свободу. Что-то поделывает спецагент Крейг Ловато? Не из-за него ли я снова угодил в карцер? Не собирается ли он приостановить мое освобождение? Он уже и так понаделал дел, столько всего разрушил».

Предки Крейга Ловато, богатые испанцы, обосновались в Америке почти два с половиной века назад и получили в дар от испанской короны около ста тысяч акров, ныне входящих в штат Нью-Мексико. К тому времени, когда родился Крейг, его семья разорилась, и ему пришлось зарабатывать на жизнь. Он пропустил войну во Вьетнаме и движение шестидесятых, которое против нее выступало, и поступил помощником в ведомство шерифа Лас-Вегаса. Он узнал жизнь улиц, когда был патрульным офицером особого подразделения, гонявшегося за нежелательными элементами, узнал, что такое наркотики, когда в ранге детектива боролся с наркоманией, узнал, что такое жизнь и смерть, когда служил в убойном отделе. Году в семьдесят девятом ему захотелось чего-то нового, и он вступил в Управление по контролю за соблюдением законов о наркотиках (DEA), имевшее представительства в шестидесяти семи странах и полномочий больше, чем у КГБ. Одно такое представительство находится в американском посольстве в Мадриде. Туда и отправился в августе 1984 года Крейг Ловато. В это самое время я жил в Пальме, мирно занимаясь своим контрабандным бизнесом. Ловато разузнал, что я не только перевожу наркотики, но и получаю от этого огромное удовольствие. Бог знает почему, от этого он потерял последние мозги и с тех пор гонялся за мной.