Генри Харт - Венецианец Марко Поло

Узкая, с вытянутым корпусом, построенная в расчете и на быстрый ход и на боеспособность, с рядами длинных весел по обоим бортам, с латинским парусом на мачте, которым пользовались при первом признаке попутного ветра, галера братьев Поло была до отказа нагружена древесиной, чугуном и железом, шерстяными тканями, солониной — в греческой столице на все это был большой спрос. Согласно венецианскому закону судно плыло с конвоем. Чтобы отражать нападения пиратов, которыми кишело море, на галере находились арбалетчики и пращники, стояли катапульты и баллисты[2]. Пути торговых судов были столь опасны, налеты вражеских кораблей так часты, что галеры обыкновенно заходили в гавань кормой вперед и управлять ими здесь приходилось лишь при помощи больших бортовых весел — все это делалось для того, чтобы вооруженная команда могла с кормы на высокой палубе стать лицом к нападающему противнику. Этим маневром облегчалась также возможность дать обратный ход и быстро покинуть гавань — такая нужда возникала нередко. Бывало, что, защищая свои корабли и товары, за оружие брались и сами купцы: и на воде и на суше грабители могли напасть в любую минуту.

Команды судов набирались из свободных людей, среди них было очень много славян с Далматинского побережья, вследствие чего длинная набережная у собора святого Марка была известна (как известна и теперь) под именем Славянской набережной («Рива дельи Скьявони»). Моряки были не моложе восемнадцати лет; каждый носил положенное ему оружие, каждый давал присягу на верность законам Венеции. Команды нанимали лишь на тот сезон, когда корабли ходили в плавание — с 1 марта до 30 ноября; морякам каждый раз выплачивали жалование за три месяца вперед. Моряки были так вороваты, что пассажирам на время плавания обычно предлагалось сдавать свои ценности на хранение капитану.

На кораблях имелись трубы, барабаны, литавры, ими подавали обычный сигнал на вахту, отмечали время, а в случае сражения воспламеняли и поддерживали боевой дух моряков. Каждому пассажиру и матросу разрешалось взять на корабль постель, сундучок, достаточное количество воды, вина, сухарей, посуду и топливо для приготовления пищи. Пища на море была проста — солонина, овощи, сыр, лук, чеснок, уксус. Во избежание пожаров жарить рыбу на корабле было запрещено уставом. Рейс до Палестины обычно занимал от тридцати до сорока суток; с пассажиров, в зависимости от представляемых им удобств, брали от 45 до 125 долларов. Путь до Константинополя, вероятно, занимал столько же времени, такой же была и плата.

Надежно разместив свои вещи, братья облокотились на борт и стали смотреть, как снимается с якоря их галера, как она медленно плывет мимо кораблей, только что пришедших из Египта и Палестины, из Черного моря и с Крита. У причала стояли на якоре и нагружались суда, которым предстояло плыть в Испанию и Францию, в Голландию и Англию. Наконец, миновав песчаные банки, миновав Лидо[3] и выбравшись в открытое море, капитан галеры приказал поднять паруса, и путешествие, ставшее столь знаменательным как для самих братьев Поло, так и для всего мира, началось.

Рассказывая об этой торговой экспедиции братьев Поло, мы должны обозреть средневековую историю Венеции.

В середине XIII века Венеция, Невеста Адриатики, была в зените своего могущества. У нее было многовековое, богатое событиями прошлое. Первоначально дачное место для вилл римских патрициев, пристанище рыбаков, мореходов, добытчиков соли, затем убежище всех, кто спасался здесь от вторгавшихся с севера варваров, Венеция стремительно возвысилась как могучий торговый город. Ее правительственная система по своей устойчивости и прочности не знала себе равных во всей Европе. Целые века она удерживала господство в водах Восточного Средиземноморья, подвластные ей земли были обширнее земель любой державы тех времен с момента падения Рима.

Первые крестовые походы, эти набегающие друг за другом волны буйной энергии и рвения, не возбудили у венецианцев желания примкнуть к воинству, стремящемуся вырвать гроб господень из рук неверных. Однако Венеция не могла остаться не затронутой этим необыкновенным движением, которому было суждено оказать столь сильное воздействие на все социальные, политические и экономические представления Запада и в конечном счете преобразовать их.

Сообразительные, всегда готовые поживиться, правители Венеции поняли, что если они не будут постоянно настороже, то их главные соперники — Генуя и Пиза — могут захватить торговлю с крестоносцами, а в дальнейшем подорвать все экономические и политические позиции Венеции на Ближнем Востоке. В 1204 году на помощь латинскому королю Иерусалима Балдуину из венецианских лагун под знаменем святого Марка вышел целый флот — более ста галер. За эту помощь Венеция получила, или скорее вырвала, важные торговые привилегии. В следующие годы она захватила многие острова в Эгейском море, а также несколько городов на побережье Малой Азии. Из чисто торгового центра Венеция постепенно превратилась в мощную державу — тем легче было контролировать и защищать все то, что ее сыны завоевали в боях, выманили хитростью или выторговали. Торговля с гарантированными результатами, торговля, направляемая по расчету, — а именно этого добивались венецианские купцы — неизбежно вела к возникновению колониальной империи. Венеция стремилась захватить в свои руки контроль над всеми восточными берегами Средиземного моря, а это по необходимости вело к постепенному разрыву с Константинополем, с Византийской империей, номинальным вассалом которой Венеция была в течение столетий. Эта вассальная зависимость все более превращалась в пустую формальность, а столкновения и раздоры становились все ожесточеннее.

Возможность разорвать последние связи вскоре представилась сама собой. Венецианцы ухватились за эту возможность и извлекли из нее все, что только было в их силах, — одно время они даже вершили судьбами самой Византии. На рубеже XIII века во Франции под влиянием проповеди Фулька из Нейи на Марне начался четвертый крестовый поход против сарацин, возглавляемых Саладином[4] папа Иннокентий III благословил этот поход и оказывал ему всяческую поддержку. Для Венеции это означало, что наступил долгожданный момент, когда можно окончательно разорвать с Византийской империей и неплохо на этом обогатиться. Спокойно и, как всегда, расчетливо принялась она за дело, не упуская ни малейшего обстоятельства, которое можно было использовать к своей выгоде.

Рассказ о взятии Константинополя крестоносцами и их союзниками венецианцами, дошедший до нас от очевидца этого события Жоффруа Виллардуэна, — едва ли не самый страшный рассказ из всей истории средневековья; такие позорные примеры насилия над мирным и беззащитным населением не часто встречаются и во всей истории человечества. Как только Фульк и его последователи сумели убедить цвет французского и фландрского рыцарства принять крест и поднять меч на неверных, они отправили в Венецию шестерых послов (в числе их Виллардуэна), чтобы договориться о перевозке крестоносцев через море в Святую Землю. Дожем[5] Венеции был Энрико Дандоло, один из самых замечательных исторических деятелей своего времени, да, пожалуй, и всех времен. Богатырь умом и телом, он был купцом и дипломатом, воином и мужем совета; хитрый и проницательный, осторожный и бесконечно изобретательный, он воплощал собою тип венецианца той эпохи. В 1201 году, когда французские послы прибыли в Венецию, Дандоло было восемьдесят девять лет; почти совсем слепой, он держался еще бодро, был красив и, как прежде, неукротим. Это был Улисс[6] своего века, он вполне заслужил характеристику, которую дает ему Виллардуэн: «весьма мудрый и весьма доблестный».