Я не вру, мама… - Тимур Нигматуллин
– Такое ощущение, что мы не на целине живем, а в морском порту. У нас что, в городе, кроме твоего Ишима, больше ничего нет?.. Вот Ишим прошел через город, и что дальше?
– В Иртыш ушел, – ответил я.
– А дальше?
– В Обь нырнул.
– А потом?
– В Карское море вошел!
– А Обская губа? – Бабай поднялся с кресла-качалки и подошел к карте на стене. – Помнишь, я тебя учил, что сначала вот сюда, – он ткнул пальцем в точку у самой верхней кромки суши, закрашенной коричневым цветом, – а потом только в Карское море. И в конце куда девается?
– В Ледовитый океан, – радостно произнес я, предчувствуя, что занятия подходят к концу.
Бабай вновь уселся в свое кресло и о чем-то задумался. Тем временем Абика достала из духовки балиш, сняла его с противня и поставила на стол.
– Давайте кушать, – сказала она, разливая по кисюшкам[4] чай с молоком, – потом учиться будете.
Я слопал три огромных куска яблочного балиша и выпил две кисюшки чая. Бабай все время молчал. За едой он часто молчал. Это я то болтал, то ерзал на стуле, то вставал и убегал в другую комнату, словно забыл там что-то важное. За это мне делали замечания, заставляя постоянно мыть руки.
– И что же получается, – наконец-то заговорил Бабай, – сочинение твое какой смысл несет? Что общего у нас с рекой?
– Общего? – переспросил я и ухватил еще один кусок балиша в тот момент, когда Абика стала собирать со стола.
– Пережуй сначала, потом ответишь, – строго сказала она.
Пережевывая сладкий теплый татарский пирог, я соображал, что может быть у нас общего с рекой. Зачем я ее вообще вспомнил, рассказывая про родной город. В садике нас учат говорить о зерне. Мы и картинки рисуем про зерно постоянно. Золотой Колос. Золотая Нива. Золотое Зернышко. Не город, а зернохранилище какое-то.
– Вот ты начал с Ишима, – стал подсказывать мне Бабай, – мол, твоя речка бежит через город, а потом впадает в другую речку. Какая из них получается больше?
– Иртыш, – сообразил я, – он больше.
– А Иртыш, по твоим словам, впадает в другую, значит?..
– Ну, значит, Обь еще больше, – понял я подсказку Бабая. – А Карское море, то есть губа вначале Обская, вообще огромная, и море еще огромнее, а уж океан – тот вообще полмира занимает!
– Правильно, – сказал Бабай. – И выходит?..
– И выходит… – повторил я за ним.
– Что…
– Что…
– Мы…
– Мы…
– Мы, люди, живущие на берегу реки Ишим…
– Ишим, – не стал я произносить вслух все предложение.
– Тоже причастны к Арктике и являемся началом большого пути.
– Ни фига себе, – всерьез удивился я и почесал макушку. – Вот это да!
– А ты думал! – довольный своим выводом, сказал Бабай. – Это и есть родной город. Родная земля. Понимаешь? Все взаимосвязано. Ты на Ишиме с моста прыгнул, а в Карском море волна пошла. Ты в парке дерево вчера пнул? А в Африке баобаб сломался и упал на слона.
– Больше не буду, – расстроился я из-за вчерашнего поступка, – честно, не буду деревья пинать.
– Зато ты на даче редиску посадил. И в Индии Раджив Ганди накормил десятки детей.
– Редиской? – поразился я. – Моей редиской, что ли?
– Уф-ф, – домывая посуду, вздохнула Абика, – больше совсем нечему учить ребенка, что ли?.. У тебя кино не началось еще?
Я вспомнил про фильм. До кинотеатра «Октябрь» бегом минут пять. Время считать по часам я не умел. Пытался ориентироваться по солнцу, как Гойко Митич в фильме «Чингачгук – Большой Змей», но выходило слабо. Дядя Наум говорит, это потому, что я не настоящий индеец. Лишь по папе.
– А сколько время? – Я заерзал на стуле, вмиг забыв про родную землю и редиску для голодных детей в Индии.
– Успеешь. – Бабай снял со спинки кресла свою полосатую пижаму, достал из кармана рубль и протянул мне. – И на мороженое.
Надев сандалии, я рванул в кинотеатр. Пробежал мимо Вечного огня. Посмотрел на неподвижно стоящих возле него пионеров и, поймав на себе их гордый взгляд, полетел дальше.
В кинозале было битком народу. Помахав рукой знакомым пацанам, я уселся поудобнее в кресло и начал смотреть кино, грызя бумажный стаканчик, оставшийся от мороженого. В тот момент, когда робот номер 5 раздавил Кузнечика, до меня наконец-то дошли слова Бабая о редиске и Радживе Ганди.
Глава 3
Фетровые облака
Квадратная мусороуборочная машина с огромным красным транспарантом, закрепленным вдоль кузова, двигалась впереди колонны. Люди с праздничными бантами, плакатами, портретами, флагами и цветами тянулись за ней, подстраивая свой шаг под движение «мусорки». Сначала шли друг за другом красиво, не ломая строй по краям. Демонстранты то и дело, словно по указке, одновременно поднимали руки вверх и махали, выкрикивая лозунги и заготовленные речовки. Со стороны главной площади фоном доносилась музыка. Сидя на плечах дяди Наума, я тоже вскинул руки и заорал: – Мир! Труд! Май! Слава КПСС!
Дядя Наум, не сбавляя шаг, снял меня с плеч и, держа за подмышки, сказал:
– Сейчас отцу с матерью отдам! Вон за трактором шагают.
Я посмотрел вперед и заметил отца – он нес огромный портрет Ленина на шелковой ткани. Владимир Ильич, похожий на черную головешку, вырывался из алого пламени мирового костра. Алое пламя колыхалось на ветру, и головешку постоянно затягивало обратно в костер, что не давало ей окончательно потухнуть.
– Не буду больше, – пообещал я дяде Науму и попросился снова к нему на плечи.
Колонна свернула с улицы на главную площадь и, обогнув фонтаны, вышла к городской трибуне, на которой стояли дядьки в серых плащах и фетровых шляпах. Я замахал им пучком гвоздик.
– Мимо президиума, – раздался из динамиков красивый твердый мужской голос, – шествует колонна конструкторского бюро «Целинпрогресс». Рабочие этого бюро неоднократно побеждали во всесоюзных конкурсах и состязаниях. Разработанный ими аппарат усиленного доения признан наиболее успешным в данной области сельского хозяйства и животноводства. Удои молока уже в этой пятилетке будут удвоены! Ура, товарищи!
Наша колонна вздрогнула и, повернув голову в сторону президиума, выкрикнула троекратное «ура». Дядьки в фетровых шляпах вяло помахали нам в ответ, о чем-то переговариваясь между собой. Музыка сменилась на «Утро красит нежным светом…», и диктор объявил следующих за нами работников другого производства, которые пришли в этот день поздравить президиум.
Обернувшись назад, я увидел ползущий в глубине колонны красочный макет комбайна, сделанный из фанеры. Комбайн ехал задом наперед и постоянно отклонялся в сторону президиума. Его поправляли на ходу, подталкивали руками, не
