Василий Зайцев - За Волгой земли для нас не было

Судя по костру, спали мы недолго. Вдруг залаяла Дамка. Через какую-то долю минуты весь наш стан пришел в движение.

Максим выхватил из костра головешку и бросил в темноту. Собаки умолкли. Я отскочил в сторону и начал вглядываться в темноту. Метрах в ста от нас перемигивались две пары огоньков.

- Волки!

- К мясу пришли, по запаху. Боишься? - сказал брат.

Этот вопрос остро кольнул мое самолюбие.

- Нет, - ответил я и пошел в сторону светящихся огоньков. Шел я медленно, по колено проваливался в снег. Потом какая-то внутренняя сила скомандовала: "Стой! Стреляй!" Я остановился, выстрелил. Гром выстрела раскатисто разнесся по всему лесу. Волков как корова языком слизала. Я снял с головы малахай, навострил слух, затаил дыхание - кругом в лесу стояла тишина. Я снова натянул малахай на голову, подошел к костру. Максим сидел на шкуре, подложив под себя ноги, строгал от козлиной ляжки мясо и надевал на шомпол.

Костер горел хорошо. Углей в огневище набралось много, мясо жарить на таких углях удобно. Однако почему брат не спрашивает, попала моя пуля в зверя или не попала? Я сам себе ответил: "А что ж тут спрашивать, ночью выстрел наугад, конечно, промазал". С этой мыслью я сладко задремал. Проснулся от толчка в бок.

- Вставай, охотник, пора завтракать.

Перед завтраком я взял ружье и решил посмотреть то место, откуда стрелял ночью.

- Ты куда это пошлепал? - недовольным голосом спросил Максим.

- Надо же взглянуть, сколько было волков.

- Поворачивайся быстрее...

Я остановился. На снегу волчьи следы с кровью. Вначале я не поверил своим глазам. Иду по следу. Теперь я уже не сомневался, - пуля попала в цель. Тут же догнал меня Максим.

- Так, говоришь, влепил? Ну-ка, давай посмотрим...

Со стороны казалось, что Максим не разглядывает, а нюхает след. Потом разогнулся, пристально посмотрел на меня, как бы впервые увидел.

- Молодец, братан. Этот волк далеко не уйдет.

У подножия сосновой горы зверь оставил след лежки. Матерый, кровь сочилась из груди.

Поднялись на косогор и тут увидели волка. Он лежал неподвижно. Осторожный Максим, прежде чем подойти к зверю, пустил собаку. Дамка бегала вокруг него и лаяла. Волк не огрызался. Максим сильно ударил волка палкой по самому кончику носа. Тело зверя дернулось и вытянулось.

Теперь надо было продолжить поиск волка с капканом. Спустили собак. Прошло несколько минут, и лес огласился собачьим лаем. Они вроде вступили в драку с волком. Нет, там творится что-то непонятное: собаки лают призывно, как бы говоря, вот здесь он, но взять не можем, помогите.

Бежим туда. Максим проворнее меня. Он первый оказался возле собак, которые сию же минуту смолкли. Когда я приблизился к нему, то не поверил своим глазам. Максим держал в руке веревку, другой конец которой спрятался в норе.

- Что бы это значило? - спросил я.

- Это конец веревки от нашего капкана, а волк с капканом сидит в норе. Сейчас выкурим его...

Через полчаса и этот волк лежал у наших ног. Мы одолели его без выстрела, сэкономили один патрон и шкуру не испортили. Все сделали так, как учил дедушка.

Домой вернулись с богатой добычей: две волчьи шкуры, дюжина заячьих тушек и одна росомаха, которую одолели собаки без нашей помощи.

И удивительно, ни дедушка, ни отец, ни мать, ни бабушка, ни старшая сестра, никто из родственников не придал этому особого значения - обыкновенный эпизод из жизни двух охотников. Ночевали в лесу в трескучий мороз, убили двух волков и вернулись домой - все нормально и привычно. И хоть один из этих охотников был величиною "аршин с шапкой", но он умел хорошо стрелять, значит, и ему дано право называться охотником.

Так из детства я незаметно перешел в юность с ружьем, научился в тайге искусству следопыта по звериным тропам. Потом все это мне очень пригодилось в борьбе с двуногими хищниками, что пришли на нашу землю непрошеными.

Читать и писать учила меня бабушка. В шестнадцать лет я пошел работать на строительство Магнитки. Там окончил вечернюю семилетку, потом поступил на курсы бухгалтеров.

В 1937 году меня призвали в армию. По общему физическому развитию, несмотря на малый рост, я оказался пригодным для службы во флоте. Чему был несказанно рад.

2. Тельняшки под гимнастерками

Белые и синие полоски флотской тельняшки издавна считаются символом мужества и отваги. Человек в тельняшке заметен далеко. Он не затеряется ни в волнах штормового моря, ни в людском круговороте. Конечно, тельняшка - это лишь внешний признак. Но попробуйте хоть раз надеть ее на себя - сразу появится желание расправить плечи. На твоей груди - синие, под цвет океанской волны, полоски, между ними белизна пенистых штормовых гребней - и все это оживает, движется... Море на груди!

Тельняшка оттеняет твои мускулы, делает их рельефными, и если ты не "стручок", не хилый духом, тебе непременно захочется проверить себя на каком-нибудь трудном деле. А потом еще и еще... Так и закаляется человек. Вот почему не напрасно говорят, что люди в тельняшках не знают страха, презирают смерть и врага о пощаде не просят.

Тельняшка, тельняшка... Мне выпало счастье породниться с нею осенью тридцать седьмого года во Владивостоке, куда я прибыл вместе со своими земляками-комсомольцами с Урала для службы на Тихоокеанском флоте. Целых пять лет я с гордостью носил тельняшку, готовил себя для сражений в океанских просторах... А воевать довелось на суше. Но и там я, конечно, не мог расстаться с тельняшкой, она по-прежнему помогала мне, только ее синие и белые полоски теперь уже были спрятаны под гимнастеркой пехотинца...

Проще говоря, в сентябре сорок второго года мне и моим товарищам по флоту пришлось расстаться с морской формой: мы стали пехотинцами - бойцами 284-й стрелковой дивизии.

Был моряком, стал солдатом стрелковой части, расположенной в одном уральском городе. И память уносит меня к далеким берегам Тихого океана, где я прослужил пять лет. Вспомнился Владивосток таким, каким увидел его впервые.

Эшелон с новобранцами пришел к станции Владивосток под утро 3 февраля 1937 года. Темнота отступала медленно, воздух редел, все яснее вырисовывались пригородные строения. Мы с радостью оставляли свои прокуренные вагоны-теплушки. Шли по мостовой по два человека. Когда поднялись на гору, то увидали море, покрытое серым панцирем льда.

- А где же морские волны?..

- Разговорчики в строю! - прервал меня старшина.

Прошли несколько кварталов и оказались перед красными воротами, над которыми красовалась надпись: "Гарнизонная баня". Букву "Б" кто-то залепил грязью, и мы читали "Гарнизонная аня".

Вошли во двор. Перед нами, заскрипев тормозами, остановился грузовик. Рядом с водителем сидел рыжий матрос в бушлате. Он рывком отбросил дверь кабины, встал на широкую подножку, большими синими глазами начальственно окинул новобранцев, сдвинул на затылок бескозырку с длинными лентами, как бы говоря: вот я какой. Тут же состоялся весьма привычный разговор.