Человек и наука: из записей археолога - Александр Александрович Формозов
Но их подход к своей специальности, в сущности, отражает уже пройденный этап в развитии нашей науки. Что же касается их выводов, то это обычно лишь вариации привычных схем, не раз применявшихся при интерпретации памятников близкого типа — т.е. нечто, недорого стоящее.
Вторая группа ученых гораздо академичней. Представители ее считают подлинно научным в археологии только то, что надежно установлено в процессе раскопок (последовательность залегания слоев, отличающихся друг от друга по типу находок, характер жилищ, могил, погребального обряда) или путем анализа древних вещей (приемы их изготовления, эволюция их форм на протяжении веков). Все прочее — реконструкция социального строя, определение этнической принадлежности обитателей стоянок — воспринимается подчас как область беспочвенных фантазий, а то и низкопробных спекуляций. Археологи-классификаторы, мастерски владеющие материалом, умеющие найти место тому или иному предмету и в хронологической колонке древностей, и в пространстве, менее популярны, чем полевые, хотя польза для науки от них никак не меньше. И все же этим людям не стоит третировать социологическое и историко-культурное направления той же науки. Как никак нашим читателям хочется знать не о частностях (сколько типов глиняных горшков было у жителей данного района пять тысяч лет назад или каким образом шлифовали каменные топоры), а о вопросах общих, мировоззренческих: как произошел человек, как возникли искусство, государство, народы, живущие сейчас.
Да, мы обязаны досконально знать древние вещи, но это далеко не все. Передо мною стоит чернильница. При желании ей можно посвятить добрый десяток статей. О ее месте в типологическом ряду чернильниц России и Западной Европы. О ее дате на основе типологии и хронологии чернильниц. О составе ее стекла. О способе ее изготовления. Об осадке на ее дне и т. д. Каждый опус потребовал бы солидных знаний, тонкой наблюдательности и изобретательности. И все же никому не удалось бы разгадать, про что думал хозяин чернильницы, макая в нее перо. Если подробно рассмотреть все, чем моя квартира обросла за полвека, страницы археологической периодики заполнились бы на столь же долгий срок. Но главное в жизни обитающей в квартире семьи не было бы раскрыто. Не говорю уже о жизни людей того же времени в целом. Любой предмет практически неисчерпаем, и углубляться в него можно до бесконечности. Но, углубляясь непрерывно в одном и том же направлении, мы постигаем сущность предмета не полнее, а раз от разу одностороннее. Боюсь, что мои коллеги не всегда учитывают эту опасность.
Третья группа археологов тяготеет к синтезу, интересуется большими историческими проблемами. Для того, чтобы их всерьез разрабатывать, надо не только владеть методикой раскопок и держать в памяти множество типов древних вещей, но и обладать глубокими знаниями в области этнографии, истории культуры, социологии, языковедения, философии. Использование достижений этих разнохарактерных наук в комплексе крайне желательно, но и очень непросто. Представители этой группы ученых нередко недооценивают фактографическое направление в археологии и чисто потребительски подходят к материалам этнографов или лингвистов.
Имеется, к примеру, богатейший запас сведений, собранных этнографами, о племенах, стоящих на ранних стадиях культурного развития, живущих еще в каменном веке, накануне земледелия или едва освоивших его. Записаны легенды и мифы этих народов, изучены их обряды, танцы, пантомимы, так что жизнь части первобытного человечества характеризуется относительно полно. Казалось бы, благодаря этому удается, если не решать, то, по крайней мере, исследовать кардинальные вопросы истории первобытной культуры. Но сразу возникает сомнение: а типичны ли явления, отмеченные в XIX столетии в жарком поясе у племен, испытавших влияние европейцев, для каменного века всей планеты, включая и население Русской равнины ледникового периода за тридцать тысяч лет до наших дней, или только для Австралии и Африки? Орудия или другие черты материальной культуры двух народов могут быть тождественны, тогда как социальный уклад, мировоззрение этих народов ни в чем не похожи. Подбирая из огромной кладовой этнографических фактов единичные аналогии к жилищам или обрядам, прослеженным при раскопках, мы достигнем немногого. В этой кладовой можно найти все что угодно.
При изучении ряда эпох, в том числе и бесписьменных, мы можем воспользоваться произведениями древних художников. По гравировкам на стенах палеолитических пещерных святилищ, каменным изваяниям на вершинах курганов, первым архитектурным сооружениям легче судить о внутреннем мире людей, чем по их орудиям, оружию или утвари. Но как расшифровать смысл рисунков, высеченных на скалах пять тысяч лет тому назад? Опыты истолкования неолитических петроглифов Карелии, предпринимавшиеся разными учеными с 1930-х годов и до сего дня, почти ни в чем не совпадают. Каждый понимает изображения по-своему.
Чрезвычайно сложны и сопоставления письменных источников с вещественными. Опубликовано до десяти вариантов карты расселения скифских племен, хотя любой из них исходит из рассказа Геродота и отчетов о раскопках причерноморских курганов. Вдобавок письменный период истории сравнительно короток. Он охватывает, и то не для всех районов, лишь пять тысячелетий, а источники, как правило, отрывочны и малочисленны. В основном это перечни товаров, хозяйственные документы, хроники политических событий, затрагивающие как раз ту сторону жизни людей, которая в материалах раскопок отражена очень слабо, а то и совсем не чувствуется.
Не лучше и с собственно археологическими методами исследований. Возьмем самые устоявшиеся из них. Первый — анализ стратиграфических данных. То, что лежит в земле ниже, древнее того, что здесь же залегает выше. Это так, но бесспорная картина наблюдается сравнительно редко. Почти все мезолитические и неолитические стоянки нашей страны связаны с дюнами.
На удобных для поселения местах люди жили неоднократно. Ранние и поздние вещи в песке перемешаны. Неопытный археолог сочтет их одновременными, комплексом, чем внесет большую путаницу в выводы. Более вдумчивый — подметит отдельные случаи перекрывания слоя с одним типом находок слоями с предметами другого характера и сумеет определить на этом основании, какая группа материала древнее, а какая моложе. Но то, что удается засечь, обычно недостаточно четко. Бывает к тому же, что стратиграфическое соотношение двух комплексов в некоем пункте такое, а где-то прямо противоположное, ибо эти комплексы отражают параллельное развитие двух археологических культур, а не последовательную их смену. Опираясь на единичные наблюдения, можно жестоко ошибиться.
Еще один метод — типологический анализ, позволяющий выяснить, как эволюционировали на протяжении веков оружие, утварь, погребальные сооружения, какие разновидности среди них исходные, а какие производные, как сочетаются они во времени и в пространстве. Некоторые ученые владеют этим методом с подлинной виртуозностью. Но в большинстве
