Во мраке, переходившем в серебро - Kaтя Коробко
В один из первых ясных январских дней я вытащила из почты флаер о новой выставка в Музее современного искусства, в который мы с детьми ходим как минимум раз в год посмотреть на новшества безумных художников. Там нет постоянной экспозиции, она всегда меняется и поражает воображение. Приглашение прогуляться по Луне — как отказаться от такого? Я зарегистрировалась на прогулку по Луне для нас троих.
В субботу в назначенный час получили инструктаж, как пользоваться VR-оборудованием. Тяжелые VR-очки, которые давят голову, действительно запускают в Новое измерение. У меня всё плывет перед глазами, и с помощью пульта управления я корректирую свою позицию в пространстве. Маленькие взрывчики тусклой серой пыли поднимаются из-под громоздких, но потерявших вес ног. Легко оттолкнувшись от грунта, тело зависает — я парю сначала над отрезком грунта, а потом над огромным кратером. Нагромождение камней отбрасывает тень на лунную поверхность. И вдруг в лунном пейзаже появляются очертания старых кресел — художники прикололись и встроили их в эту реальность. Хихикаю, VR-очки трясутся на голове. Удивительно, но возникает ощущение безопасности от этих смешных заблудившихся земных кресел на лунных горах. Я слышу сигнал окончания прогулки, так как опускаюсь в исходную позицию в компании с моими детьми. Прошло двадцать минут, которых я не заметила.
Я забыла, что я женщина и живу в этом мире, на Земле, с детьми. Я забыла всё. И за это очень благодарна музею. Уникальный опыт. Не думаю, что я полечу в настоящий Космос в ближайшее время, но такой полет меня тоже устраивает.
Прерывает мои мысли телефонный звонок из больницы — организационный вопрос. Вскоре доезжаю до работы, и понеслось. После обеда сообщают, что операция прошла нормально и вечером перезвонит врач. Прихожу в себя вечером.
Врач не звонит, хоть уже и вечер, полвосьмого. Мама еще не может разговаривать, я звонила в отделение.
Мне захотелось испечь пирог, и я пошла в магазинчик в поисках дрожжей. Встретила там свою учительницу рисования. Я уже много лет живу в этом городке, и невозможно пойти куда-нибудь, не встретив знакомых. Мне это не всегда приятно. Но я люблю Анну. Она меня понимает, как художник художника. Мы пообщались на художественную тему. Я ей показала фотографию своей недавней аппликации, которую вырезала из позолоченной бумаги хирургическим скальпелем.
И тут звонит телефон. Усталый город голос врача сообщает мне, что жизнь моей матери в безопасности, но опухоль оказалась злокачественной и пришлось удалить всю почку. Это была сложная операция, которая заняла больше трех часов вместо запланированных сорока минут, и робот, который меня так впечатлил, не пригодился. Я зависаю от этой информации и не знаю, что еще спросить. Украинский диагноз оказался верным, а время упущено. Это всё, что приходит мне в голову сейчас. Я устала слушать про исключительные качества американского лечения и саморекламу нашего местного госпиталя, играющую в телефоне каждый раз во время ожидания соединения. Мне хочется поговорить с маминым лечащим врачом — девушкой из Белоруссии, которая убеждала нас, что местные радиологи, изучавшие снимки маминой почки, очень хороши и им надо верить.
Врач сообщает мне, что результаты биопсии будут готовы через несколько дней и тогда можно будет консультироваться с онкологом по поводу лечения и прогноза. Мы прощаемся по телефону. Этот человек сделал свое дело, и больше мы с ним не разговаривали.
Мы с детьми поехали навестить маму в больнице.
— Мама, как ты?
— У них всю ночь горит свет и лампа прямо мне в лицо. Повернуться не могу. Подвинь кровать!
Благо, кровати с колесами, и легко можно изменить позицию. Подвинула кровать.
— Вот так лучше. Вася, ты почему такой нечесаный?
Вася, принципиально нечесаный, прячет глаза от мира под разросшейся буйной шевелюрой. Бабушка начинает искать расческу, ребенок ретируется в коридор.
Мама, как всегда, жалуется на всё и цепляется к медсестрам, что говорит об ее улучшающемся состоянии. Больница — депрессивное место. Лора заводится от бабушкиных вопросов, а гиперактивный Вася начинает потихоньку разносить больничную палату. Мне надо посовещаться с медсестрами, и я не замечаю, как как уходят минуты. Дети начинают меня намеренно выпихивать из палаты. Маме нужна будет реабилитация, и этим придется заниматься по телефону. Ее продержат в больнице еще пару дней.
Мы отправляемся домой.
Пришли результаты биопсии. Это почечная карцинома прозрачных клеток — агрессивная опухоль, которая сложно поддается лечению, если рассеется. Но есть надежда, что все раковые клетки были удалены. Нужно делать компьютерные сканы каждые три месяца и следить за тем, чтобы новые очаги ракового роста не возникали. Этот рак не лечится химиотерапией или радиацией. Это хорошие новости.
По дороге домой дети оживленно болтают о своих делах. В черно-белом мире Лауры бабушка окрашена в черные тона. Когда Лора узнала о диагнозе «рак», она пожала плечами. Ей кажется, что бабушка уже достаточно много пожила на свете. И почему нельзя усыплять людей, как собак? Собак же тоже любят и от любви усыпляют, чтобы не мучились. Тут я пытаюсь прочитать морально-этическую лекцию о ценности человеческой жизни, но никто меня не слушает. Все остаются при своем мнении. Кстати, Вася, который больше всех бодается с бабушкой, молчит. Он ее по-тихому любит. Но ему тоже легче, что бабушка не на нашей территории, а находится где-то в другом месте. Да и мне, сказать правду, тоже.
В отличие от своих детей, я волнуюсь по-честному. Даже не знаю, как заставить себя перестать ворочать эти горы в голове, даже ночью. Голова — эдакий неутомимый компьютер для решения разнообразных задач, и эти медицинские проблемы — любимая кость для разминки клыков. Тихий голос внутри взывает к покою. Где он, покой? Что это такое? Вот бы задать такую задачу своему неутомимому другу! Но этот друг проносится на скоростях от проблем с мамой до проблем на работе, с бывшим мужем, к хозяйственным спискам и так далее, пока я не падаю с ног, и он отключается.
Проходит несколько дней, которые набиты доверху переговорами с больницей. Обычно я езжу на стоматологическую конференцию в конце января, я ее за пятнадцать лет ни разу не пропустила. Но в этом году мне она не светит — в таком цейтноте!
Лора чувствует освободившиеся от бабушки место в моем расписании и пытается заполнить его собой. Драматизма у нее — хоть отбавляй. Она хоть
