Лермонтов в Москве. Эссе - Татьяна Александровна Иванова
Шестилетний, вполне законченный курс, не требующий дальнейшего университетского образования, был обширен и разнообразен. Науки, искусство, спорт, военные упражнения - все входило в общую систему воспитания молодого дворянина. При обширности программы на каждый предмет приходилось мало времени, но преподавание индивидуализировалось: от воспитанника требовалась серьезная работа над тем, к чему у него была склонность. Так, например, профессор математики Перевощиков занимался только с наиболее способными, которых отбирал в начале года. Он заставлял их доходить до выводов самостоятельно и, вызвав к доске, не сходя с кафедры, только руководил этой гимнастикой мысли, за чем внимательно следил весь класс. Лермонтов оказался среди математиков! Работа требовалась от всех без исключения по русскому языку и литературе, что было необходимо «для большей изощренности ума, образования вкуса». Тому же способствовала и богатая пансионская библиотека, состоявшая из русских и иностранных книг, а также из старых и новых журналов и альманахов. Один из воспитанников вспоминал, что знал наизусть целые поэмы Пушкина, Жуковского, Козлова, Рылеева. В старых журналах и альманахах можно было познакомиться и со статьями декабристов по теоретическим вопросам литературы.
Московский университетский благородный пансион.
Реконструкция Б. Земенкова.
В то же время обязательной для внеклассного чтения была «Книга премудрости и добродетели», где доказывалась необходимость рабства: оно «есть определение божие и имеет многие выгоды», устраняет от раба «заботы и прискорбия жизни. Честь раба есть его верность, отличные добродетели его суть - покорность и послушание». Для руководства в жизни существовали общие наставления как «малолетнему», так и «взрослому воспитаннику». Все отношения к товарищам, воспитателям, царю и даже богу были строго определены. Давалось полное руководство для поведения: целые страницы нравоучений на латинском, французском, немецком и русском языках.
На публичных экзаменах и торжественных актах, описание которых можно читать на страницах «Московских ведомостей» и «Дамского журнала», воспитанники блистали своими успехами перед московским обществом. Они произносили речи собственного сочинения на разных языках на патриотические, морально-философские, исторические, литературные темы, декламировали стихи, разыгрывали драматические сцены, исполняли музыкальные номера. Надев железные маски, фехтовали на рапирах и эспадронах и, наконец, танцевали, выделывая сложные фигуры кадрилей и экосезов. Все заканчивалось торжественным патриотическим хором.
На столе, покрытом малиновой бархатной скатертью, были разложены награды, а на стенах висели портреты царей в пышных золотых рамах. Но тут же висела доска с именами лучших воспитанников, окончивших пансион. И среди них имя декабриста Николая Тургенева, хотя тот, кто его носил, считался государственным преступником, был заочно приговорен к смертной казни, замененной пожизненной каторгой, и жил за границей изгнанником.
Среди преподавателей пансиона были два поэта А. Ф. Мерзляков и С. Е. Раич.
Алексей Федорович Мерзляков (1778 - 1830) вел в шестом классе курс под названием «Красноречие», состоявший из сведений по теории словесности. Одновременно он был профессором Московского университета и пользовался известностью как литературный критик, переводчик, теоретик искусства. Он был сторонником теории подражания - требовал от искусства точного воспроизведения, как бы «передразнивания» природы, предостерегая поэта от увлечения воображением. Однажды на уроке резко критиковал стихотворение Пушкина «Зимний вечер» («Буря мглою небо кроет…»). Пушкинские образы и сравнения называл невозможными, неестественными. Один из присутствующих воспитанников (А. М. Миклашевский) хорошо запомнил, как это «бесило» Лермонтова. Но, случалось, Мерзляков приносил на урок «Кавказского пленника». Читал и плакал. Мерзляков - блестящий импровизатор. Он заражал аудиторию, приводил слушателей в восторг. Всю жизнь писал тяжеловесные оды, но чувство поэта изливал в песнях и романсах. На стихи Мерзлякова писали музыку лучшие композиторы. Эти песни и романсы звучали в салонах и в девичьих. Многие поются до сих пор. Назовем хотя бы «Среди долины ров-ныя…». Мерзляков преклонялся перед народным творчеством, в русских песнях видел «русскую правду, русскую доблесть». Слова эти находили отклики в душе Лермонтова. Мерзляков занимался с ним и дома. «Упражнений и навыков», непрерывного труда требовал он от юноши. «Молодо - зелено», - говорил ему, но верил в его призвание.
Семен Егорович Раич (1792 - 1855) был приглашен в пансион для практических упражнений воспитанников в российской словесности и главным образом в переводах. Бескорыстный, самоотверженный труженик, влюбленный в литературу, поэт, журналист и педагог. Раич переводил Вергилия, Тассо, Ариосто; прекрасно понимал стиль, чувствовал музыкальность стиха. Много занимался вопросами поэтики. Уделял особенное внимание композиции. «Нигде талант художника не обнаруживается в таком блеске, как в расположении», - утверждал он и сравнивал поэта с архитектором. Член первого общества декабристов «Союза благоденствия», он имел гражданское мужество печатать анонимно (иначе цензура не разрешила бы) в своем журнале «Галатея» стихи сосланного Полежаева. Эрудиция сочеталась в нем с восторженностью и наивностью, что давало повод ученикам над ним подшучивать.
А. Ф. Мерзляков. Рисунок К. Афанасьева.
До поступления в пансион Раич был домашним учителем будущей поэтессы Растопчиной и воспитателем Тютчева. В своих воспоминаниях отметил, что под его руководством вступил на поэтическое поприще Лермонтов.
Раич жил тут же в пансионе, в заставленной доверху книгами библиотеке. Здесь собирался и его литературный кружок, где обсуждались сочинения и переводы воспитанников. Лучшие читались потом на собраниях пансионского Общества любителей российской словесности. Оно существовало с 1799 года, и первым его председателем был Жуковский, в то время воспитанник пансиона. Общество временно прекращало свое существование и было восстановлено Раичем. Его собрания посещали московские писатели и видные лица Москвы.
С. Е. Раич.
Портрет работы художника Кавелина
С независимым гордым видом, в парике и старомодном фраке, с небрежно приколотым орденом являлся маститый поэт Иван Иванович Дмитриев (1760 - 1837). При Александре I поэт Дмитриев был министром народного просвещения. Неприятности по службе и обида на царя, не оказавшего ему должного почтения, заставили его выйти в отставку. Он доживал свой век в Москве, на покое, и его дом был одним из культурных центров города. Иван Иванович не считался ни с какими московскими обычаями и людьми,
