В дерзновенном полете - Святослав Филиппович Виноградов
Самолет из ангара спускали на лед. На лыжи не ставили — они у «девяток» слабоваты. Взлетать приходилось днищем лодки, как с воды. С первого захода подняться не всегда удавалось: машина рывком продвигалась вперед, потом резкий толчок — полено — и останавливалась. Рулили назад. Протарахтев днищем по поленьям и едва не скапотировав, поднимались в воздух. Во время полетов Борис и его механик видели канал, пробитый во льдах «Ермаком», грядки торошения и чистую воду на обширном пространстве. Кронштадт получал донесение о ледовой обстановке.
7 ноября 1918 года, как раз в первую годовщину Октября, из Петрограда отправился эшелон самолетов. Вместе с ним — Чухновский. Незадолго до этого он закончил школу воздушного боя, одну из первых школ истребительной авиации в стране. И теперь вместе с гидропланами направлялся в Астрахань. Здесь, на Каспии, в связи с оккупацией Закавказья, захватом англичанами Баку, завязался сложный узел борьбы с контрреволюцией и интервенцией.
Всю гражданскую войну Чухновский провел на юге — на Каспии и Волге, на Черном и Азовском морях.
Здесь тоже преимущественно приходилось заниматься разведкой.
Об одном таком разведывательном полете, имевшем несколько неожиданный финал, Борис Григорьевич рассказывает:
— В самом начале 1919 года вместе с механиком Максом Дауге, сыном известного старого большевика, мы из Астрахани вылетели на разведку. Нужно было выяснить, где располагаются части Бичерахова.
Летели на «М-9», уже изрядно потрепанной машине.
Шли над дельтой Волги — сплетением бесчисленных рукавов, протоков, окаймленных бесконечными зарослями камыша, часто стоявшего сплошной непроходимой стеной.
Под крыльями — крупное селение Черный Яр. Неподалеку от него я почувствовал, что мотор стал вращаться с бешеной скоростью. Выключил его и одновременно оглянулся назад. Мотор у этих машин находился позади — между плоскостями и хвостовым оперением, винт толкающий. И успел увидеть, как пропеллер слетел с вала, втулкой пробил фанеру нашей лодки-поплавка и остался на лодке. Как-то механически мозг зарегистрировал самое редкостное в этой истории — то, что винт остался на лодке.
Между тем машина планировала с той сравнительно небольшой высоты, на которой мы находились. Благополучно сели на воду возле какой-то маленькой рыбацкой деревушки.
Все ее население, должно быть около сотни человек, собралось на берегу, к которому мы, пользуясь инерцией движения, подошли вплотную.
Мотор давно выключен. Тишина. Слышен плеск воды под нашей лодкой. И крик с берега:
— Кто вы, красные или белые?
Поднимаюсь в кабине и отвечаю:
— Какие могут быть белые? Мы красные! Белых давно нет (а сам понимаю, что они могут быть где-нибудь неподалеку).
Толпа успокаивается, но не расходится. Еще бы! Первый в жизни рыбаков самолет оказался у деревушки, и на нем два настоящих летчика.
— Что же, Макс, — говорю механику. — Придется тебе оставаться здесь с машиной. А я попробую договориться с рыбаками. Надо добраться до Астрахани.
Договорились довольно быстро с двумя парнями. И вот на рыбацкой лодчонке, «илимке» по-местному, направились в город.
Шли по плавням не меньше двух суток. Удивляло, как рыбаки находят неприметные водные тропки, по которым едва продиралась «илимка» в сплошных зарослях чуть ли не четырехметрового камыша. Гребли по очереди — и я, и рыбаки.
В Астрахани, в штабе, не очень удивились моему появлению в пешем виде, чуть ли не через три дня после вылета. Дали небольшой буксирчик.
Вскоре мы притащили самолет на буксире в город. Починить машину было делом простым. Нарезали новую гайку, поставили тот же самый злополучный винт, надежно зашплинтовали его. И машина была готова к новым полетам, в которых такого рода приключения уже не повторялись.
Последние боевые операции, в которых участвовал Чухновский, — борьба с врангелевцами, в частности бомбардировка врангелевских частей на Кубани, очищение Крыма от белогвардейцев.
В марте 1922 года Борис возвращается в Петроград. Его назначают командиром отдельного авиагидроотряда в Ораниенбауме. Той же осенью он поступает в Военно-морскую академию.
И отсюда шагает в Арктику.
Навсегда.
Над Арктикой
В тихую и ясную погоду пароход «Юшар» («Югорский шар») отвалил от причала и, загруженный до отказа, не спеша двинулся по Маймаксе, главному судоходному рукаву Северной Двины, к выходу в Белое море.
Арендованное Северной гидрографической экспедицией 1924 года, старое, но крепкое судно, купленное еще до революции монахами Соловецкого монастыря в Англии, сегодня очень походило на Ноев ковчег. Кого и чего только не было на нем! И участники экспедиции, и смена зимовщиков обсерватории Маточкина Шара, масса научного оборудования и для обсерватории, и для самой экспедиции, всевозможные припасы, кудахчущая и мычащая живность. И главное для Бориса Чухновского — его самолет вместе со всем снаряжением, включавшим десятки предметов, все, что нужно самолету и экипажу в предстоящем «автономном плавании» в неизведанном воздушном океане Арктики.
Как оказался на «Юшаре» в составе экспедиции он, Борис Чухновский, военный летчик Балтфлота, слушатель Военно-морской академии?
Должно быть, все решил его интерес к Арктике, интерес, возникший не вчера и вовсе не случайно. Еще в детстве Чухновский прочитал все, что писалось об этих суровых краях, где погибло столько славных людей от Франклина до Андре[1] и Седова.
Среди питерских знакомых Бориса некоторые имели прямое отношение к Северу. Скажем, Н. И. Евгенов, один из исследователей Заполярья, сотрудник Северной экспедиции. У Евгенова, начальника экспедиции Н. Н. Матусевича и Чухновского возникла мысль об использовании самолета в полярных исследованиях. Борис предложил организовать полеты в помощь гидрографическим работам экспедиции.
Н. Евгенов позднее писал: «Получив полное согласие и поддержку со стороны экспедиции и самого гидрографического управления, Б. Г. Чухновский принялся за осуществление своего проекта. Благодаря энергии и редкой настойчивости ему удалось в короткий срок получить необходимый самолет…»
Самолет этот — двухместный поплавковый металлический «юнкере» — и перевозился теперь «Юшаром» на Новую Землю.
Механиком Чухновский взял своего старого испытанного товарища, Оскара Санаужака. Уж на него-то Борис мог вполне положиться. Молчаливый, аккуратный, Оскар был хорошим помощником.
За тот месяц, что прошел со дня получения самолета до отплытия «Юшара», забот и хлопот хватило обоим — и пилоту и механику.
12 июля они испытали гидроплан в Ленинграде, у той самой стрелки острова Гутуев, с которой столько раз стартовал Борис. Машина оказалась вполне подходящей для первого поиска на Севере: простая сборка, прочность — сносная продолжительность полета — 4 часа, — приличная скорость — порядка 180 километров в час. Потребовалось лишь несколько усилить шасси.
Наполовину разобрав самолет, отправили его поездом в
