Лебединая песня - Овидий Александрович Горчаков
Да, это был запах соленой Балтики. Йодистый запах гниющих морских водорослей, выброшенных прибоем на песчаный восточнопрусский берег, запах сосен и седых дюн. До моря совсем недалеко, За мачтовыми соснами, за прибрежными болотами стыл под луной неслышный и невидимый Куришесгаф — Куршский залив. В поселках и фольварках на его берегу — во Францроде, Карльсроде и Ной-Хайдендорфе — лаяли собаки. Совсем как на Орловщине, совсем как во дворах Сещи, Трехбратского, и Плетневки…
Не чувствуя падения, всего несколько секунд висит Аня между небом и землей. Но земля близко! Неужели она падает в это озеро? Нет, ее сносит к лесу. Ближе, ближе…. Вот словно прыгают на нее снизу, вытянув колючие лапы высокие черные сосны…
Держись, Аня! Ноги полусогнуты, ступни сведены вместе…
Острыми когтями вцепляются в нее сучья и ветви. Они рвут одежду, в кровь царапают лицо и руки. Шум проносящейся мимо хвои, треск, сучьев… Аня крепко зажмурилась, но руками прикрывает не глаза, а сумку с рацией.
Земля чугунно бьет в ноги. Аня падает, подавляя крик. Валится боком на сумку с жесткими батареями. Рядом падает здоровенный сосновый сук, придавив к земле парашютный купол. В ушах шумит, ходуном ходит грудь. По расцарапанным щекам течет теплая, липкая кровь. Но глаза целы. Аня шевелит ногами. И ноги целы. Пока все в порядке! Она жива! Жива! И радость горячей волной захлестывает Аню…
Надо спешить!.. Аня приподнимается. Болит ушибленный бок, саднит расцарапанное лицо. Путаясь в пряжках и карабинах, Аня лихорадочно отстегивает парашют. Теперь только бы найти ребят.
Девушка действует автоматически, так, как учил капитан Крылатых. Сбрасывает подвесную систему парашюта, перекидывает вещевой мешок с груди за плечи, собирает в охапку порванное перкалевое полотнище, по-женски вздыхая: «Эх, сколько красивых вещей можно сшить сестренкам из всей этой материи!»
— Аня! Ты? — слышит она за спиной приглушенный голос. — Цела? Наших никого не видела?
Это капитан. И сразу отлегло от сердца — нет., она не останется одна в этом чужом лесу.
Капитан протирает пальцами запотевшие очки — ох уж эти проклятые окуляры! Крепко досаждают они на войне, особенно разведчику. Крылатых забирает у Ани парашют, ловко обматывает его спутанными стропами.
— Куда упал груз, не видела? — спрашивает капитан, взводя автомат.
Но к сожалению, и Аня не видела, как «Дуглас» сделал второй заход над местом выброски, не видела парашюта с грузовым тюком, не видела, как самолет улетел на восток, на Большую землю.
— Тут канава рядом. За мной! — часто дыша, шепчет капитан.
Канава в таком лесу — находка. При свете лупы видно: лес, саженный по ниточке, чистенький, точно метлой подметенный, без подлеска, с тонким ковром из палой хвои. Где спрятать парашют? Закопать — нет времени. Капитан озирается. Тревожно гудят сосны. Вот оно, волчье логово. Можно сказать, группа прыгала, точно волку в пасть… Но от прежнего сосущего беспокойства и волнения почему-то не остается и следа. Капитан хладнокровен и деловит.
Аня замечает, что он прихрамывает.
— Товарищ капитан! Ушибли ногу?
— Пустяки! Я везучий! И не называй меня здесь капитаном. Теперь я просто Павел…
Они останавливаются у канавы, вырытой вдоль просеки. Рядом на краю вырубки темнеет штабель пахучих сосновых бревен, аккуратная куча еще свежих сосновых ветвей.
Оглядев просеку, капитан сует скомканный парашют в неглубокую сухую канаву, приминает ткань руками и ногами, накрывает сосновыми лапами.
Аня понимает: ненадежна такая маскировка, завтра сюда могут приехать лесозаготовители, и парашюты сразу же будут обнаружены. Но лучшего тайника в этом лесу не найти.
Ухает сова. Шуршат под сапогами скользкие сосновые иглы. В стороне остается вырубка с дымными наплывами тумана. В торжественной тиши, подпирая звездный небосвод, колоннадой фантастического храма стоят мачтовые сосны. Вот выглядывает из-за облака луна, и косые снопы лунного света рассекают густой мрак. Качаются кроны сосен, волнуемые балтийским бризом, качаются их тени на мерцающем хвойном ковре, и Ане с ее пылким воображением чудится, будто впереди из седого тумана, из семисотлетнего праха под корнями этого мрачного бора вырастают, поднимаются ряды бесплотных призраков — тевтонские рыцари в ржавых доспехах и полуистлевших белых плащах с черными крестами… И в дуновении ветра слышатся Ане органные звуки мрачного тевтонского хорала. Вон едет впереди комтур — спесивый, огромный, рыжебородый, с поднятым забралом и павлиньими перьями на рогатом шлеме. Под рыцарем — покрытый богатой попоной рослый боевой копь в латах, с железным налобником, увенчанным острым стальным рогом. Рыцарь вооружен громадным двуручным мечом, щитом и мизерикордией — небольшим мечом для добивания раненых и пленных. За комтуром, как за каждым рыцарем, едут конные слуги…
Думала ли, гадала ли Аня, что придется ей воевать на земле, отнятой у славян огнем и мечом во славу первого рейха рыцарями Тевтонского ордена!..
От всей этой чертовщины, померещившейся Ане в чужом, вражеском лесу, ее отвлекает вдруг громкое кваканье лягушки. Почему-то лягушка квакает не на земле, а высоко на дереве. Это подает условный сигнал радистка Зина — она висит на стропах зацепившегося за верхушку сосны парашюта и зовет друзей.
— Ква-ква-ква! — раздается и за другими соснами.
Мея? соснами скользнула одна тень, другая…
— Раневский! — обрадованно шепчет капитан. — Шпаков!
— Значит, четверо в сборе! — негромко говорит, подходя, Натан Раневский. — Остальные еще не приземлились. Плохо дело, командир! Все шестеро висят на соснах!
Капитан задирает голову — колышется черная сосновая крона, а под ней раскачивается чья-то фигура…
Дорога каждая минута. Сколько уйдет времени, прежде чем удастся всех снять? Если на соснах останется хоть один парашют, вся округа утром узнает о выброске десанта. Еще не найден грузовой тюк, там — боеприпасы, двухнедельный пищевой рацион, запасные комплекты радиопитания. А немцы могут нагрянуть в любую минуту.
— Шпаков! — заторопился капитан. — Скинь сапоги и лезь за Бардышевой. Попробуй подтянуть ее за стропы к стволу. Не выйдет — режь стропы финкой. Раневский! Снимай Мельникова. Морозова, веди наблюдение, чтобы никто не нагрянул со стороны вырубки. Я буду искать груз. За дело!
На песчаном холме, посреди Ромиптенского леса, вращалась на фоне посеребренных лупой облаков сферическая антенна новейшей радиолокационной установки «Вюрцбург». Невидимые в ночной темноте, змеясь, убегали по росистой траве под землю разноцветные телефонные провода. Глубоко под землей, в железобетонном бункере штаба оберкомандодер люфтваффе — верховного командования военно-воздушных сил третьего рейха, — на панорамном индикаторе засветилась крохотная точка. Оператор включил стоявший перед ним микрофон.
— Ахтунг! Ахтунг![1] — раздался в эфире гортанный голос. — Доносит радиолокационное подразделение «Гольдап»: в полночь в районе между городами Ширвиндт и Шталлупенен появился самолет противника. Следим за
