Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Обо всем этом Тынянов рассказывает обстоятельно, но подает материал только как информационный. Ни на чем особенно писатель не сосредоточивает внимания.

Значительно более интенсивно выделяется тема преждевременности восстания в более широком, выходящем За пределы частного случая смысле. Частным случаем была неожиданная смерть Александра, но Тынянов не думает, что судьба декабризма решена этим.

Тема начинается задолго до восстания, связывается с творчеством самого Кюхельбекера, имеет обобщенное значение и нужна для развенчания традиционного пренебрежительного мнения о Кюхельбекере как о наивном поэте, далеком от политики и случайном человеке в декабризме.

За четыре года до того, как сам Кюхельбекер стал мятежником, он начал трагедию, в которой суровый республиканец поднимает мятеж против тирана. Тынянов цитирует такие стихи:

Сколь гибелен безвременный мятеж!

................................................................

Умейте, юноши, внимать мужам,

Избравшим вас для подвига святого,

Они рекут в благую пору вам:

"Ударил час восстанья рокового!"

Кюхельбекер пишет: "безвременный мятеж", и Тынянов из всей трагедии цитирует только отрывок с этими стихами. Безвременность восстания не просто упомянута, а выделена в тему, тема связывается с творчеством героя, ей придается значение. Цитата из трагедии перебрасывает мостик между двумя восстаниями и двумя эпохами. Автор подчеркивает историческую пепреходящесть, преемственность и всеобщность темы.

Монолог Тимолиона - вождя восстания, убившего своего брата-тирана, не просто процитирован в качестве образчика драматического творчества героя. Драматическое творчество героя вставлено в такую прозу автора: "Вождь восстания, простой, мудрый, не останавливающийся перед убийством республиканец, - когда Вильгельм писал его, он вспоминал жесткие глаза Тургенева. По Тимолиону, сидя за Плутархом и Диодором, Вильгельм учился тому же, чему учился у Тургенева и Рылеева".

Кюхельбекер видит в истории урок и извлекает из нее опыт. Это отношение самого Тынянова к историческому жанру, и нет оснований по-другому смотреть на его произведения.

После вступления в тайное общество, когда Вильгельм впервые "почувствовал радость", "засмеялся, вздохнул полной грудью" и "улыбнулся блаженно", когда он сказал о себе: "Судьба гнала меня до последнего времени, только теперь наступает для меня решительный срок", в ответственное место романа - перед восстанием - вводятся пушкинские стихи.

Стихи вводятся такие:

Пора, пора, душевных наших мук

Не стоит мир...

Он перечитал стихи и заплакал. От стихов пахнуло исчерпанностью и той ненужностью самому себе, когда человек перестает дорожить своей жизнью. Оказывается что все "уже прошло... Кончены расчеты с молодостью, прошла, пропала, разлетелась... Кончено". Это сцена прощания с прошлым. В сцене есть традиционные слезы и традиционные переживания. Но в ней нет традицион ного конфликта чувства и долга. Этого конфликта нет не только в сцене, но и во всем романе. И нет его потому что личная и общественная судьбы героя совмещены историей. Самой большой удачей писателя был выбор такого героя. Тынянов написал роман-опровержение о забытом, осмеянном, затоптанном литературными врагами, тюремными надзирателями, историками и критт ками человеке, который был характернейшим выражением времени, "сердцем", положительным героем декабризма.

Революционные устремления Кюхельбекера не противопоставлены его литературному творчеству. Поэту, ставшему членом тайного общества, не пришлось смирять себя, становясь на горло собственной песне. Более того, оказывается, что именно революция, даже кончившаяся поражением, превращается в источник творчества. Лучшее, что он сделал, падет на годы ссылки, и об этом Тынянов говорит не только в статье о Кюхельбекере, но и в романе о нем. Художник и революция у Тынянова соединены.

Тыняновский вариант взаимоотношений художника и революции оказался более точным, чем вариант О. Форш*.

* В романе "Одеты камнем", вышедшем незадолго до "Кюхли" (журнал "Россия", 1924, № 1), не один человек художник и революционер, а два: один - художник (для посрамления он изображен несостоявшимся), другой революционер. Между художником и революционером идет борьба, кончающаяся тем, что художник предает революционера и погрязает в ничтожестве.

И есть еще нечто очень важное в сцене прощания. "Сень уединения", о которой говорит Пушкин, остается позади: "Нет, нет, и это уже прошло. Не будет уединения, не будет отдыха". Позади остается - Пушкин. Тынянов рискует оставить Пушкина (раннего) позади Кюхельбекера, потому что "полчаса назад Рылеев принял его (Кюхельбекера. - А. Б.) и общество". Кюхельбекер декабрист, и в этом его преимущество по сравнению с Пушкиным. Тынянову далеко не безразлично мировоззрение писателя, и он сталкивает архаиста Кюхельбекера с Пушкиным именно на общественной теме не случайно. Это одна из наиболее важных проблем его научной деятельности - архаизм и общественная линия русской литературы, архаисты и Пушкин. Гражданские мотивы в творчестве Пушкина Тынянов связывает с влиянием архаистов.

(Борьба архаистов с карамзинизмом шла за общественную тему, и поэтому естественно, что декабристская литература преимущественно тяготела к архаистам. Именно архаистская линия оказалась преобладающей во время двух важнейших исторических событий первой четверти века - Отечественной войны и восстания 14 декабря. Войну 1812 года, несомненно, выиграли архаисты. Идеологическая система декабризма тяготела к гражданской тематике и поэтому была тесно связана с архаизмом.)

Пушкинские стихи о лицейской годовщине для Кюхельбекера - "прошлое". Для него "наступает... решительный срок" и начинается "дело", о котором еще в юности говорил Пущин, вводя его в круг будущих декабристов. Но, простившись с прошлым, Кюхельбекер отправляется в страну, из которой "вряд ли есть возврат". Но это очень далеко от безвыходности, потому что и прошлое и настоящее в романе конкретны и герой относится к ним без заранее обдуманного намерения.

Слова "радостно", "весело" впервые появляются в самой трагической главе книги, в главе о восстании.

Только в утро того дня, когда произошло восстание, "всё шло так, как должно было идти".

Все неожиданно и удивительно в этот день. Привычные вещи и люди, надоевшие и примелькавшиеся, оказались неожиданными и новыми. Появляется Семен, слуга, проживший с ним несколько лет. "Вильгельм в первый раз за много месяцев заметил его". Он замечает его именно в этот день потому, что этот день - необыкновенный: все в этот день обернулось по-новому. Он замечает то, что не замечал раньше, потому, что сегодня все события и люди повернуты неожиданно и непривычно. И в этот день выясняется, что "беспременно жить надо". Жизнь была бесцветной и тусклой, как обсохшие на солнце морские камни. Но этот день облил старые камни свежей водой, и они засветились неподозреваемыми красками.