Григорий Мирошниченко - Ветер Балтики

Боевой счет авиамеханика Алексея Колесниченко продолжался. По памяти привожу его рассказ о тех днях.

"Душа радовалась, когда Евгений Николаевич Преображенский приходил с задания и благодарил за работу. Я старался тогда еще больше. Потом на моем самолете летал капитан Андрей Яковлевич Ефремов, теперь он тоже Герой Советского Союза. "По секрету" он как-то сказал мне:

- Колесниченко, не я буду, если на твоей машине не совершу что-нибудь выдающееся! Старайся, брат, старайся.

Когда же на стоянке появлялся Преображенский, он первым делом спрашивал:

- Моторы на всех режимах опробовал, Колесниченко?

- Я все сделал, что положено.

"Сестры" загружались тяжелыми бомбами, как и многие другие наши машины, и шли на Берлин.

Летчики улетали ночью, а возвращались рано утром. Какие это были длинные, тревожные ночи!

В первую ночь я ходил неподалеку от аэродрома, возле деревянной церквушки и, припоминая, спрашивал себя: баки заправлены? Точно, по самые пробки! Моторы опробованы? На всех режимах! Все, что полагалось технику, сделал? Сделал! Я представлял труднейшие условия, в которых наши летчики ведут самолеты. Туманы. Дожди. Стужа. Чужая территория. Прожекторы. Чего только я не передумал за ту самую длинную ночь в моей жизни! Дошли бы только. Дошли бы... Отбомбились бы...

Все наши самолеты дошли и отбомбились. Все вернулись благополучно. Сели, а я, сбросив лишнюю одежду, побежал к Преображенскому. Меня, конечно, интересовала в первую очередь работа моторов в воздухе. Полковник так устал, что говорить не мог, а только тряс мои руки. Благодарил, значит. Какие тут нужны слова? И все-таки хриплым голосом Преображенский промолвил:

- Колесниченко, на твоих моторах вокруг большого шарика летать можно. Готовь самолет к следующему вылету.

Мне хотелось подробно расспросить его о Берлине, но где там!

Проверил моторы. Работают, как хорошие часы. И опять пошла кипучая жизнь. Самолет № 2816 несколько раз посетил Берлин и оставил там о себе крепкую память.

Всего на моей машине сделано было 50 дальних боевых вылетов. На ней совершили рейды в глубокий немецкий тыл Михаил Николаевич Плоткин и Афанасий Иванович Фокин. Они тоже возили "гостинцы" для Берлина. Андрей Ефремов летал два раза, Василий Гречишников один раз.

Моя машина всегда оказывалась в строю, хотя мне и доводилось латать пробоины от осколков зенитных снарядов. Вот почему "шестнадцатая" замещала иногда выходившие из строя самолеты.

А 6 сентября 1941 года машина моя погибла. Ее подожгли на земле "мессершмитты". Я старался потушить пожар, спасти ее, да так и не смог. На глаза навертывались слезы.

По приказанию полковника Преображенского я принял свою старую машину № 2616. И на ней было много, что раньше сделал своими руками: и замки на капотах, и золотистая полоска на фюзеляже. Да, золотистая полоска - знак особой доблести. Машина заслужила ее боевыми делами: полетами на Берлин, ударами по железнодорожным узлам противника, по портовым сооружениям, по танковым колоннам. Хозяином ее стал полковник Преображенский.

Где только не был на ней полковник! Над Штеттином и Данцигом, Кенигсбергом и Свинемюнде, Псковом и Новгородом. И за многие боевые подвиги эту машину прозвали у нас "полковой мамашей". Любая погода устраивала "мамашу", любой маршрут проходила она без капризов и происшествий, над любой целью выделывала маневры, да такие, что голова у летчика кругом ходила.

Талантливо сооружена была "полковая мамаша". Многие летчики и штурманы, стрелки-радисты и техники испытывали на ней свое счастье.

И вот раз из-за моей "полковой мамаши" я крепко переволновался. Преображенский ушел на задание и не вернулся. Я не находил себе покоя. "Неужели, - думал я, - моторы сдали?" Двигатели перед вылетом я поставил новые. И все-таки подвел, как потом выяснилось, правый мотор.

Лишь на пятые сутки экипаж полковника Преображенского вернулся домой. Самолет пришлось эвакуировать из заснеженного болота. Надо было найти место посадки, поставить машину на ноги, взлететь. Да, в труднейших условиях пришлось нам тогда работать, но люди победили все. Они подняли самолет со Спасских болот 19 февраля 1942 года. Капитан Сергей Иванович Кузнецов замечательный летчик! - поднялся на ней в небо, хотя снегу в болотах выпало по горло. Сначала мы проложили трассу для пробега самолета, а потом уж выбирались сами. "Полковая мамаша" возвратилась в строй накануне того самого дня, когда командующий Краснознаменным Балтийским флотом вручил нашему полку Гвардейское знамя.

Потом сотни боевых вылетов сделала моя машина, свезла тысячи тяжелых бомб, потопила около двух десятков вражеских кораблей. Не раз она возвращалась изрешеченной осколками, но мы тщательно залечивали ее тяжелые раны..."

Гвардии старшина Колесниченко подвел меня к самолету № 2616 и продолжал рассказывать о нем с такой любовью, словно речь шла не о машине, а о близком человеке, друге. Но с еще большим проникновением говорил он о своих друзьях, товарищах: механиках, техниках, инженерах. Не раз вспоминал он и дела не так давно минувших дней - полеты на Берлин.

- В те дни мы были, как одержимые, - сказал он. - Нашего "батю", военинженера второго ранга Георгия Герасимовича Баранова, наградили за берлинские полеты орденом Ленина. Достойно наградили. Спал ли он когда-либо за те полтора месяца? Вряд ли, разве только стоя. Он почернел, высох. Смотреть было страшно. И я не был удивлен, что его труд правительство отметило такой же высокой наградой, как и наших лучших летчиков, штурманов, стрелков-радистов. Орденом Ленина тогда наградили летчиков Дашковского, Кравченко, Фокина, Трычкова, Мильгунова, штурманов Николаева, Серебрякова, Рысенко.

Из экипажа Плоткина орденом Ленина был награжден стрелок-радист Михаил Кудряшов. Это, я вам скажу, настоящий стрелок-радист! Да разве о всех расскажешь? Упомяну только еще штурманов Власова Александра Ивановича и Егельского Ивана Васильевича. Те были награждены орденом Красного Знамени. Среди награжденных этим орденом были и генерал-лейтенант Жаворонков Семен Федорович, старший сержант Рудаков Иван Иванович, старшина Петров Виктор Васильевич, лейтенант Семенков Матвей Потапович. Да, за берлинскую эпопею награждено у нас немало. Семьдесят пять человек! Среди них и воентехник второго ранга Герасименя Павел Семенович, воентехник первого ранга Власкин Константин Андреевич, воентехник второго ранга Калинин Александр Сергеевич, воентехник Прусаков Василий Павлович, Углов Александр Гаврилович... Всех, действительно, не назовешь. Героев своих, воздушных и наземных, мы знаем хорошо. Они и теперь нас не подводят. Недаром же среди наших людей в почете песня: