Владимир Владмели - Приметы и религия в жизни А. С. Пушкина
А Вяземскому и вовсе было не до хлопот: у него умер трехлетний сын и князь очень тяжело переживал потерю первенца. Он проболел несколько недель и никуда не выезжал из подмосковного имения, а когда вернулся в Петербург, узнал о смерти еще одного близкого человека – Н. М. Карамзина. При таких обстоятельствах обращаться с просьбой к Николаю I у Вяземского не было ни сил, ни желания, а чтобы выразить своё участие в судьбе друга, он посоветовал Пушкину написать государю письмо "искреннее и убедительное… и обещать впредь держать язык и перо на привязи"…
Это был дельный совет. Александр Сергеевич понимал, что друзья правы и после долгих колебаний обратился к царю сам. Упор он сделал на "неизлечимую" болезнь, существование которой подтвердил знакомый медик. Приложив к посланию эту липовую справку, Пушкин отправил императору письмо:
"Всемилостивейший государь!
В 1824 г., имев несчастие заслужить гнев покойного Императора легкомысленным суждением касательно афеизма, изложенном в одном письме, я был выключен из службы и сослан в деревню, где и нахожусь под надзором губернского начальства.
Ныне с надеждой на великодушие Вашего Императорского Величества, с истинным раскаянием и с твердым намерением не противуречить моими мнениями общепринятому порядку (в чем и готов обязаться подпискою и честным словом) решился я прибегнуть к Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшей моею просьбою.
Здоровье мое, расстроенное в первой молодости, и род аневризма давно уже требует постоянного лечения, в чем и представляю свидетельство медиков: осмеливаюсь всеподданнейше просить позволения ехать для сего или в Москву, или в Петербург, или в чужие края.
Всемилостивейший государь,
Вашего Императорского Величества
верноподданнейший
Александр Пушкин".
Поэт отправил это письмо 11 мая и стал ждать ответа. Он ждал, когда ходил к друзьям в Тригорское; ждал, когда катался верхом; ждал, когда сидел в своем кабинете, склонившись над чистым листом бумаги. Где бы он не находился и что бы он ни делал, он ждал.
Прошло пять месяцев. Уже состоялся суд над декабристами, были названы виновные и объявлен приговор, а монаршего ответа всё не было.
Только 4 сентября в Михайловское прискакал фельдъегерь со специальным поручением: привезти Пушкина в Москву. Но для чего? Если Николай хотел вернуть его из ссылки, он мог дать распоряжение генерал-губернатору Пскова, а не гонять чиновника в такую даль. Если же собирался его наказать, то Пушкина повезли бы в кандалах, арестантом.
Арина Родионовна, увидев волнение своего воспитанника, заплакала навзрыд. Александр Сергеевич стал утешать её: "Не плачь, мама (он её мамой называл), царь куда ни пошлет, а всё хлеба даст".
Но старушка не унималась. Пушкин обнял ее, трижды поцеловал и сел в коляску.
Фельдъегерь гнал лошадей целый день. Лишь поздно вечером путешественники остановились на почтовой станции. Но спать Пушкину не хотелось: он думал, как его встретит новый император. Ведь поводов для недовольства у Николая I было более чем достаточно. Маловероятно, что царь отправит его в новую ссылку, но как знать? Во время следствия над декабристами иногда страдали даже те, кто на дружеской пирушке высказывал не очень трезвые мысли. И если Николай все-таки сошлет его в Сибирь, тогда…
Пушкин встал и зашагал по комнате. А что тогда? Что может сделать мелкий чиновник с Российским самодержцем? Ничего!
Александр Сергеевич остановился и повторил вслух: «Ничего! А вот поэт может и слово поэта останется потомкам».
Он подошел к столу, взял перо и, пододвинув к себе чистый лист бумаги, начал писать:
Духовной жаждою томим
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Слова ложились почти без помарок. Затруднение вызвала лишь концовка, но после многочисленных исправлений он написал и её:
Восстань, восстань пророк России,
В позорны ризы облекись,
Иди и с вервием на вые
К убийце гнусному явись.
Если встреча с самодержцем окончится неблагоприятно, он отдаст это стихотворение в руки Николая I. Приняв решение, Пушкин успокоился, а когда стихотворение было закончено, Александр Сергеевич переписал его начисто, заменив слова "убийце гнусному" первыми буквами – "У. Г." Положив этот опасный листок в карман, Пушкин невесело усмехнулся: как бы ни сложилось его будущее, свою судьбу он предсказал правильно. Несколько месяцев назад он писал друзьям в стихотворении "19 октября”:
Предчувствую отрадное свиданье,
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
Предсказание это наверняка сбудется. Простит его царь, значит, в столице он увидит тех, кто остался после грозной бури, не простит – значит, в Сибири встретится с теми, кто пострадал. И там, и здесь он будет среди своих, но лучше здесь, чем там.
По мере приближения к Москве мрачные мысли отступали всё дальше, а когда тройка въехала в столицу, сердце Пушкина учащённо забилось. Он не был здесь пятнадцать лет и теперь жадно глядел по сторонам.
Первопрестольная совершенно изменилась. В ней уже не чувствовалось азиатской пестроты, которую он видел в детстве, когда "богатый чудак выстроит себе на одной из главных улиц китайский дом с зелеными драконами, с деревянными мандаринами под золочеными зонтиками. Другой выедет в Марьину рощу в карете из кованого серебра 84 пробы. Третий на запятки четвероместных саней поставит человек 5 арапов, егерей и скороходов и цугом тащится по летней мостовой". После войны с Наполеоном Москва уже не та, совсем не та…
Он не заметил, как оказался у дежурного генерала, а затем, после короткого ожидания, был приглашен к императору. Александр Сергеевич был в дорожной одежде, ему не дали даже возможности привести себя в порядок, а ведь это была его первая встреча с новым царем и важна была любая мелочь, тем более что пристрастие Николая I к аккуратности было общеизвестно. Пот выступил у Пушкина на лбу, пока он поднимался по лестнице. Он вынул платок и вытер испарину. Листок с «Пророком» упал, но поэт в волнении не заметил этого. Он думал о том, как встретит его Николай Павлович.
Император был настроен доброжелательно. Он с нескрываемым любопытством рассматривал Пушкина. У него был большой опыт общения с умными и порядочными людьми и он знал, как надо себя вести, чтобы им понравиться. А на Пушкина он непременно хотел произвести хорошее впечатление. Именно теперь ему надо было сделать первого поэта России своим единомышленником. Они начали говорить и, увлекшись беседой, провели в царских покоях гораздо больше времени, чем предполагал Николай. Император рассказал о своих планах преобразования России, а в заключение разрешил Пушкину жить, где вздумается и объявил полное прощение. За закрытыми дверями, без свидетелей царь мог позволить себе откровенность с поэтом, но когда он вышел к своим подчиненным, то вновь стал главой государства – роль, которую принял на себя вместе с короной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});