Жорес Трофимов - Илья Николаевич Ульянов

Илья Николаевич стал поддерживать Яковлева, помогать его ученикам. В 1870 году юноша окончил с золотой медалью гимназию и поступил в Казанский университет. Осенью он уехал из Симбирска. В городе остались четверо его подопечных. Теперь о них заботился Илья Николаевич. Старшего из них — Рекеева — он принял на педагогические курсы. Еще трое учились в уездном училище.

Для того чтобы ученики-чуваши могли платить за жилье, одеваться, питаться, приобретать учебные пособия, в городе был проведен сбор пожертвований. Собрали более 250 рублей. Вместе с Ульяновым в подписке приняли участие Ауновский, Белокрысенко и другие его знакомые. Буинское уездное земство также согласилось отпускать, начиная с 1871 года, по 60 рублей в год на каждого из членов «чувашской общины».

Дело, которое Иван Яковлев начинал в одиночку, с помощью Ильи Николаевича стало двигаться быстрее.

Учась в университете, Яковлев не забывал о Симбирске и своих воспитанниках, присылал им многочисленные письма и наставления, среди которых основным было: непременно советоваться обо всех делах с уважаемым инспектором. А дел этих набиралось достаточно. То забирают в армию Алексея Рекеева и надо его освобождать от солдатчины, то приходится подыскивать для учеников удобную квартиру, то организовать концерт в пользу «чувашской общины», то провести сбор средств по подписному листу.

И Илья Николаевич, и студент Яковлев писали письма в учебный округ: доказывали необходимость создания специальной чувашской школы в губернском центре. И добились своего: министерство просвещения разрешило с 1 января 1871 года ее открыть.

Но разрешение — это еще не реально существующая школа. Надо было составить смету расходов, получить деньги, подыскать учебные пособия. 15 ноября 1871 года состоялось открытие школы. И вплоть до лета 1875 года, до возвращения Яковлева из Казани после окончания университета, Илья Николаевич руководил этим учебным заведением.

Трудно переоценить роль инспектора народных училищ в становлении школы, в стенах которой не только готовились просветители и учителя чувашского народа, но возрождалась национальная культура. Школа стала для чувашей главным культурно-просветительским центром, давала своим воспитанникам разнообразные знания, приобщала к русской культуре, укрепляла дружбу народов. Уже в годы Советской власти А. В. Луначарский назовет ее «источником возрождения всей чувашской культуры».

Илья Николаевич до конца своих дней поддерживал эту школу, помогал ей. Он заботился о средствах на ее содержание, подыскивал и арендовал помещения, хлопотал перед учебным округом об улучшении условий жизни учеников, подбирал книги для библиотеки, организовал сапожную мастерскую, добивался, чтобы воспитанников лечили врачи земской губернской управы. Илья Николаевич был советчиком, защитником, руководителем чувашской школы, помогал Яковлеву выработать правильный — в духе идей К. Д. Ушинского — подход к образованию и воспитанию детей. Благодаря этому постоянному вниманию, этим многотрудным хлопотам и заботам школа выстояла и утвердилась.

И не только она одна. В официальном отчете в 1872 году инспектор народных училищ писал: «Инородческие начальные народные училища, содержимые на средства министерства народного просвещения, представляются наиболее организованными между прочими… Преподавание в этих училищах поручено учителям, более или менее подготовленным к делу и весьма усердным в выполнении своих обязанностей. Нравственные качества преподавателей не заставляют желать лучшего».

…Подходил к концу второй год инспекторства. Открыты чувашские школы в Ходарах, Кошках и Симбирске, татарская — в Петряксах, значительно больше стало учеников из мордвы. Крестьянство увеличило свои взносы на образование с 39,7 до 46,7 тысячи рублей. Карсунское, Симбирское и Буинское земства повысили жалованье лучшим учителям со 120 до 180–240 рублей. В Сызрани был проведен первый учительский съезд. Губернское земство стало выделять на содержание своих стипендиатов — слушателей педагогических курсов более трех тысяч рублей в год.

Сил положено было немало. Но Илья Николаевич не кривил душой, когда заявил со страниц губернской газеты, что успехи в деле народного образования «еще далеко не значительны» и что «предстоит еще много труда и материальных жертв для сравнительно большого развития молодого поколения».

И по-прежнему главной оставалась проблема учителей.

В иных школах занятия не проводились иногда по нескольку дней. А ведь учебный год был так короток!

Илья Николаевич грустно констатировал: из 226 учителей только 47 окончили курс в духовных семинариях и уездных училищах, 31 — в тех же сельских школах, где теперь сами учат, 41 получил домашнее образование, а остальные — недоучки и неудачники. Но и на этих, плохих, учителей вряд ли можно рассчитывать в будущем. Дело в том, что решением министерства с 1872 года для сельских учителей вводятся экзамены за весь курс уездного училища. Большинство наверняка их не выдержит и вынуждено будет оставить педагогическую службу.

Народному учителю нужна и общая и педагогическая подготовка, знание новейших методов обучения. Ведь практикующаяся долбежка складов ведет к тому, что крестьянские ребятишки к концу учебного года еле-еле овладевают чтением. За долгие каникулы они успевают разучиться, и со второго года начинается возобновление пройденного. Понятно, что к концу третьего — и последнего — года обучения ученики выходят без всякого интереса к чтению, а через несколько лет многие из них пополняют ряды безграмотных. Естественно, что при таких условиях доверия к учению у крестьян быть не может, и они будут смотреть на него как на тяжелую повинность.

Илья Николаевич и его сторонники, А. Ф. Белокрысенко, Н. А. Языков, В. Н. Назарьев, размышляли: где еще взять подготовленных учителей?

Самое простое — привлечь к преподаванию выпускников местной духовной семинарии. Но жизнь показала, что на них можно рассчитывать только до известной степени: при первой возможности семинаристы предпочитали получить место священника — оно несравненно выгоднее незавидной доли учителя.

Илья Николаевич знал, что в ближайшее время должна была открыться в Самаре учительская семинария. Он сделал туда телеграфный запрос о возможности помещения стипендиатов симбирского земства. Из Самары ответили, что примут не более 10 человек. Это, конечно, не решало проблемы. Надо было искать другой выход.

Инспектор уже досконально знал губернию, редкий поселок в ней не был ему теперь знаком. Определился и тот круг вопросов, которые ему приходилось решать изо дня в день. Уже существовал составленный им план строительства школ в губернии, была начата подготовка народных учителей, уже четко складывалась в его представлении система инспектирования и руководства образованием. Постепенно удалось заинтересовать и крестьян, и — что не менее важно — некоторых земских деятелей.