Юрий Прокофьев - До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает...

Если говорить о промышленности, то в Узбекистане в основном развивалась добывающая промышленность — уран, золото, редкие металлы. Было, конечно, и машиностроение: авиационный завод в Ташкенте, радиоэлектронный. Но в основном это страна, где и промышленность, и сельское хозяйство были ориентированы на узкую специализацию. Значительная часть населения в стране — узбеки, каракалпаки, таджики со своими традициями, с огромными семьями.

Каримов все это понимал и учитывал. Он считал, что реформы в стране должны идти по-другому. Кстати, это единственная страна СНГ, которая не сократила объемов производства за прошедшие годы. Он делает упор на собственные силы, реорганизовал компартию Узбекистана в Народно-демократическую. Структура управления, звенья управления остались у него в руках.

Чего нельзя сказать, так это изменится ли политика Каримова, если изменится политический строй в России, изменится ли политика Каримова в отношении интеграции или она по-прежнему останется изоляционистской. Сейчас у него политика такова: я дружу со всеми, с кем дружба выгодна для моего народа. Но ни с кем входить в более тесные отдельные отношения я не собираюсь, будь то Турция, Россия или другие. Мы — самостоятельное государство, и оно в своих симпатиях и антипатиях исходит только из выгоды для народа страны. Я считаю, что это правильная позиция в настоящее время.

Если говорить о других руководителях среднеазиатских республик, то у меня очень короткое знакомство было с Акаевым Аскаром, всего несколько бесед. Он стал секретарем компартии Киргизии уже где-то в начале 1991 года. Президент Академии наук, интеллигентный человек, но не имеющий опыта хозяйственной работы и политической работы, что сейчас сказалось на ситуации в Киргизии. Ранее эта страна никогда не была суверенным государством и рассматривалась как одно из казахских племен или народностей. Только при Советской власти она обрела государственность и вышла из Казахстана.

Из членов Политбюро мне был очень симпатичен первый секретарь ЦК Компартии Украины Гуренко Станислав Иванович. Он прошел хозяйственную школу — был зампредом Совета Министров СССР, а также хорошую партийную школу. Но его, как и меня, в значительной мере сгубила открытость. Мы свои взгляды не скрывали.

На одном из пленумов Гуренко первый выступил с отчаянной речью. Я выступал через несколько человек после него и поддерживал полностью его выступление. Горбачев знал, что мы с Гуренко совпадаем во взглядах.

Однажды Станислав Иванович заступился за меня, правда, поставив в какой-то мере в трудное положение. На июльском пленуме горкома партии 1991 года мы резко критиковали Горбачева, требовали смены руководства и проведения внеочередного съезда партии. Горбачев на Политбюро это отметил и заявил, что Прокофьев сильно занесся, что он в докладе на пленуме ЦК будет критиковать московскую организацию за то, что она не поддерживает линию партии.

Я сказал, что мы раздадим членам пленума газету с моим выступлением, и они сами определятся, кого мы не поддерживаем — партию или руководство, которое допускает ошибки.

Оказалось, что первый секретарь ЦК компартии Украины Гуренко, прочитав мой доклад на пленуме МГК, ходил к Горбачеву и сказал, что поддерживает положения доклада. Однако в проекте выступления Горбачева на пленуме ЦК критика МГК осталась.

Тогда Станислав Иванович выступил на Политбюро и сказал, что, разговаривал с некоторыми секретарями обкомов, которые были на пленуме московского горкома партии, и считает, что Горбачев допустит большую ошибку, если выступит с критикой московской организации.

Горбачев снял в докладе этот тезис. И мне пришлось, выступая на пленуме ЦК, сказать, что в проекте доклада содержалась критика позиции московской городской организации, что об этом шел разговор на Политбюро, и таким образом я все-таки в полемику с Горбачевым на пленуме вступил.

После августа 1991 года Станислав Иванович Гуренко занялся хозяйственной деятельностью.

Если говорить о других секретарях ЦК компартий союзных республик, которых я более или менее знаю, то больше всех мне известен Лучинский Петр Кириллович. Он был в свое время зав. сектором ЦК партии по идеологии, и они вместе с Зюгановым приезжали к нам в Куйбышевский райком партии и разрабатывали план коммунистического воспитания трудящихся. Тогда мы с ним и познакомились. Знал я его и как бывшего секретаря ЦК комсомола Молдавии, так как сам работал в комсомоле. У нас взгляды во многом совпадали — мы оба понимали, что надо демократизировать партию и общество, менять систему управления экономикой.

Одно время, мне кажется, он попал под влияние А. Н. Яковлева. Это было понятно, потому что Петр работал в идеологическом отделе и Яковлев пытался его под себя подмять, тем более что Лучинский, когда приезжал в Москву, заходил к нему советоваться. Потом Петр понял, с кем имеет дело, и отдалился от Яковлева.

Когда он вошел в Политбюро как секретарь компартии Молдавии, то часто выступал со своей позицией. Не могу сказать, что выступал резко, как, например, Рубике, но всегда четко высказывал свою позицию, хотя делал это мягко и интеллигентно. Когда встал вопрос о назначении его секретарем ЦК по средствам массовой информации, то вначале рассматривались две кандидатуры: Г. Н. Селезнева и Лучин- ского. Селезнев тогда был редактором «Учительской газеты», и предложил его кандидатуру Горбачев. Против Селезнева резко выступил бывший помощник Горбачева, главный редактор газеты «Правда» И. Фролов, заявив, что Селезневу он больше поста, чем зам. главного редактора «Правды», не предложил бы, и курировать СМИ в ЦК Селезнев еще не дорос. Тогда Горбачев спросил, есть ли еще кандидатуры, и я предложил Лучинского. С этой кандидатурой Фролов согласился.

Если говорить о Лучинском как президенте Молдавии, то он, конечно, не Лукашенко, который «пробивает лбом стены», но, во всяком случае, в Молдавии при нем не говорили «о воссоздании Великой Румынии» и с Приднестровьем Лучинский находил контакты. Но из-за непоследовательности он не смог утвердить себя как президент республики.

Рубике Алфред Петрович. Что можно сказать о нем? Рубике был достаточно бескомпромиссным. Он хорошо понимал ситуацию, но в чем была вся беда? Скажем, секретари ЦК компартий прибалтийских стран работали в одних условиях, мы — в других. Если я выступал за то, чтобы запретить несанкционированные демонстрации, восстановить статью Конституции, по которой можно было привлечь к ответственности за призыв к изменению существующего строя, то Рубике выступал с других позиций. Почему? Потому что правительство Латвии в то время уже было, мягко говоря, социал-демократическим, а практически — капиталистическим. Основным методом борьбы коммунистов стали митинги, демонстрации с политическими лозунгами.