Николай Храпов - Счастье потерянной жизни - 3 том

— Ой, простите, пожалуйста, не заметила! — услышал Павел по другую сторону куста звонкий девичий голос. Перед ним стояла совершенно обнаженная девица, впопыхах едва прикрывая наготу, делая вид, что она пришла купаться.

— Ну, начинается! — резко поднявшись на ноги, проговорил Павел и моментально скрылся за углом здания. — Что ж, что ищет человек, то и найдет, — с досадой осудил он себя. — А теперь, куда же ты бежишь и зачем? Кого обмануть хочешь — дьявола? — беспощадно продолжал бичевать себя он, садясь на скамейку.

Через несколько минут та же девица подойдя к Владыкину почти вплотную, села рядом с ним, продолжая извиняться:

— Вы простите, пожалуйста…мне так стыдно…я, как дурочка, даже не огляделась…

— Девушка, — резко возразил ей Павел, — иди своей дорогой. Если бы тебе было стыдно, ты месяц обходила бы меня за километр, и не дурочка ты, дурочка не сообразит так разыграть.

— Ха-ха-ха! — подскочила собеседница со скамейки и, не торопясь, пошла от Владыкина.

— Да, грех таков, он не отстанет, если не умертвить его, — заключил Павел и, поднявшись, скрылся в здании.

Много осад претерпел Владыкин, одна за другой они обрушивались на него, и один Бог только знает, что происходило в его душе. Некоторые из сотрудниц убеждали, видя его положение:

— Павел, ты найди себе какую-то одну… она за тебя сотне других глаза выцарапает, и ты спокоен будешь, а так не устоять тебе.

До самой зимы, он в свободные вечера уходил к Косте и за книгами проводил время, но увы, их с женою скоро отозвали в Магадан, и они распрощались насовсем. Вскоре, к своему глубокому сожалению, Павел получил известие, что оказывается, они оба с женою долгое время болели чахоткой, а в эту зиму, один за другим, умерли. Владыкин, лишившись единственно близких людей, стал чувствовать, что внутренние силы покидают его совсем. Он уже приглядывался ко многим женщинам, надеясь встретить среди них христианок, но все было тщетно. Наконец, одна из девиц понравилась ему своею отличительной скромностью, и он, заключив, что она христианка, познакомился с ней ближе. Но увы — это была ошибка, а сердце, как к магниту, уже успело прилепиться. Правда, по великой милости Божьей появилась существенная преграда, которая помешала развиться любви между ними. Девушка тяжело заболела, была положена в больницу, и Павел довольствовался только тем, что посещал ее там.

Однажды, когда он пришел к своей знакомке, в прихожей его отозвала к себе медсестра-старушка.

— Я давно наблюдаю за вами, молодой человек, вы не такой, как все, поэтому решаюсь спросить вас: вам знакомы фамилии Павлова, Одинцова, Тимошенко, Иванова-Клышникова?

Павел внимательно посмотрел ей в глаза и, заметив в ней что-то родное, близкое, ответил с некоторым оттенком грусти:

— Да, вы не ошиблись, я их знаю — это герои веры Божьей, но все они арестованы.

— Милый юноша, я знаю нечто большее, что некоторых из них уже нет в живых, они в страданиях умерли за Истину Божью, — ответила ему старушка. — Я очень рада встретить тебя, догадывалась, что ты христианин, но дитя мое, почему ты посещаешь эту больную и так любезен с ней? Ведь это мирская женщина. Ты что, сложил оружие?

Владыкин низко опустил голову и долго, пораженный этим коротким вопросом, не мог поднять ее. Наконец, тяжело вздохнув, ответил:

— Я не могу назвать вас сестрою (в полном смысле этого слова) в данный период, но дерзну назвать вас матерью. Нет, я не решаюсь сказать, что я сложил оружие, но правильнее сказать — опустил.

Павел коротенько рассказал старице свою историю и, особенно, случай последних своих переживаний. Заканчивая рассказ, он подчеркнул:

— Мне многое Бог открыл, многим благословил, но одного не могу понять: я впадаю в ошибку за ошибкой, страдаю, хочу выровняться, сражаться, как прежде, но увы — падаю без сил и делаю очередную ошибку. В душе я просто вопию, почему Бог оставил меня? У меня нет молитв и, при всех моих усилиях, они не загораются. Я утопаю, но какая-то Рука еще держит меня. Я обрушиваюсь против искушений, но они подходят с другой стороны и уязвляют меня, В чем причина? Не знаю!

— Ты вступил в завет с Господом через крещение? — спросила его старица.

— Нет, я после покаяния был сразу арестован.

— Вот в чем причина, дитя мое, — ответила она, — силу для победы дает только Новый Завет, после того, как мы делаемся в нем участниками, прежде всего — через святое водное крещение, а затем и наше участие в Нем достойной жизнью. Скажи, солдату — без присяги — военачальник может доверить оружие? — Нет! Тем паче, воину Иисуса Христа. Твоими подвигами и последними твоими промахами Бог показывает тебе, как велика Любовь Его, могущество Его, но обладать всем этим может христианин, вступивший в завет с Ним. Это для того, чтобы ты практически знал, что такое завет с Богом, и мог людям проповедовать действительно ощутимое действие Нового Завета — Евангелия. А пока: ободрись, проси, ищи, жди и не падай!

— Очень благодарю вас за это, мать моя, видно Бог свел нас с вами в самое критическое для меня время, но у меня есть еще вопрос, который постоянно волнует меня, не сможете ли вы ответить на него? Если Бог, до вступления в Завет с Ним, не вполне доверяет мне (и я это чувствую в последнее время), то как же Он смотрит на меня, видя мои нарушения? Ведь я совсем не то, что был после покаяния.

Старица, действительно, с нежностью матери, вытирая с глаз слезы участия к Павлу, после высказанного, ответила:

— Как смотрит на тебя Бог? Как учитель на школьников. Пока ты за школьной партой, от сделанных тобою ошибок страдает только тетрадь, которую учитель перечеркивает, но когда будешь работать инженером на заводе, там ошибаться нельзя, так как от этого уже будет страдать известный круг людей и производство. А между школой и производством есть экзамен. Этот экзамен у тебя еще где-то впереди, а сейчас — школа.

Теперь я хочу познакомить тебя с нашими обстоятельствами. Здесь, в лагере, со мною вместе было несколько девушек-христианок, все они из разных мест, но осуждены за одно дело — за верность своему Господу. Бодро и мужественно переносили они разные мучения и издевательства. Но мы, несмотря на преследования, имели постоянное, молитвенное общение между собою. Особенно сильным нападкам подвергались они за то, что, ни за какую цену, не склонялись к греховному сожительству с мужчинами. Из них, особенно выделялась сестра Татьяна, мы ее зовем просто Танюшкой, мы за нее горячо молились. Это простая деревенская девушка, малограмотная, маленькая, худенькая. Единственная ее вина, что она до смерти предана Господу, безраздельно любит Его, и если бы не желание ее к пению духовных гимнов, то от нее и голос трудно было бы услышать. На нее дьявол обрушился, со всей яростью, через лагерное начальство за то, что никому, ни за какие средства не удалось склонить ее не только ко греху, а даже к простой беседе наедине с мужчиной.