Татьяна Воронецкая - Леонид Филатов

Вспоминается ряд картин, где этот герой получил как бы иной уровень осмысления, свое развитие и продолжение: «Полеты во сне и наяву» (режиссер Г. Балаян), «В четверг и больше никогда» (режиссер А. Эфрос). Но это как бы то, что могло бы быть, а наш герой, как и требует того жанр, совершает подвиг: во время полета исправляет серьезные поломки в самолете с риском для жизни. К тому же Скворцов не осознает себя героем, расценивая свои действия как чисто профессиональные, необходимые в данный момент. В экстремальных условиях Скворцов необыкновенно мужествен, то есть храбр, благороден, находчив. И это еще один момент, которого так не хватает зрителю и героям на экране. Своеобразная романтика геройства – и, конечно же, юный зритель первым отдал свое сердце Скворцову. После этой роли о Филатове заговорили как о герое с отрицательным обаянием; что означает этот термин, понять трудно. Одно ясно, что на современном экране мы вряд ли уже увидим положительного героя в традиционном его понимании. Скворцов – наш современник, он и не плохой и не хороший, вернее, он и то и другое, и, наверное, именно это и делает его столь правдоподобным. В фильме как бы не тот уровень столкновения плохого и хорошего. Плохое легко прощается. А в «Полетах во сне и наяву» плохое уже осмысливается как конфликт больного времени, как трагедия поколения. Наверное, сегодня нам интересно осознавать своего героя сопричастным истории, видеть корни того или иного явления в конкретном историческом времени.

Работа над ролью Скворцова была непростой, так как А. Митта не относится к актерским режиссерам. «Саша Митта – он конструктивист, – рассказывает Леонид, – и художник, и график, и карикатурист. Он – человек, рисующий себе картину. И у него мышление такое: он придумывает конструкцию. В конструкции должен быть заложен целый ряд параметров, необходимых для того, чтобы картина имела успех. Должен быть жесткий, внятный сюжет, который содержит в себе обязательно элементы юмора, неожиданности. Каждый виток картины должен быть уже круче, чем предыдущий, как бы движение по спирали, потому что иначе картина не выдерживает, она не „полетит“ у него... Саша может нравиться или не нравиться, но он человек четкой программы, которую почти всегда выполняет. Бывали у него срывы, когда он путал адреса картин, но он всегда свою жилу разрабатывает. С Сашей работать очень любопытно. Я знаю, что артисты иногда жалуются и стонут, как с Сашей трудно, он как бы такой непредсказуемый... Да, действительно, поначалу, когда снимаешь с ним первую картину, трудно понять его устремления. Да, действительно, он как бы не очень обращает внимание на артистов, а просто требует от них отдачи. Он считает, и он тоже прав по-своему, что артист, приходящий в кино, прочитавший сценарий и имеющий примерно один разговор с режиссером, должен играть любую роль, как кошка, куда ее ни кинь, упадет на все четыре лапы. Ему как бы уже дальше не надо ничего рассказывать. Что я должен еще говорить артисту? Здесь подмигните, а здесь сделайте вот так? Не надо ничего. Я просто говорю тебе: „Вот план такой крупности“, а дальше – играй. Но если актер не делает, вот тут, конечно, начинаются нервы, потому что он как бы не актерский режиссер, он режиссер, собственно, своего кинематографа, который он выстраивает. Ему нужны профессионалы. Он должен снимать быстро, чтобы быстрее увидеть то, что он сконструировал, и чтобы все компоненты в общем отвечали тому, что он придумал. Поэтому и артисты должны отвечать. Он тебя выбрал, он тебе как бы объяснил, что от тебя требуется, он как бы в тебе это увидел, он как бы говорит: вот в этой роли, мне кажется, у тебя есть такие качества, все. Дальше думай, соображай сам... Приходи готовым.

В первой картине мне было тяжело. И даже ссорились на «Экипаже». Во второй картине, «Шаг», – ни разу. Мы жили душа в душу, хотя снимали очень долго и мучительно, картина трудная...«.

...Часто успех актеру приносят роли, которые не раскрывают возможности артиста, индивидуальность личности. Драматизм судьбы многих актеров как раз и заключается в том, что роли, принесшие успех на долгие годы, а иногда и навсегда, определяют амплуа актера. Режиссер и зрители эксплуатируют раз и навсегда проверенный «на успех» тип героя. Роль Скворцова не соответствовала человеческой сущности Леонида, в жизни он – антипод своего героя, к тому же по своей актерской одаренности, возможностям Филатов глубже и интереснее предложенной ему роли, которая, конечно же, не могла стать выразителем личности артиста. Однако популярность Леонида стала жить вне зависимости от фильма. Он стал существовать как миф, персонаж, пытаясь всеми силами избавиться от отождествления себя со своим героем, доказать в своем творчестве, что может играть, думать, говорить и на другие темы, проблемы времени. Ему помогло то, что успех «Экипажа» принес много самых неожиданных предложений сниматься, и роли, сыгранные вслед за ролью Скворцова, показали диапазон его возможностей. Филатову повезло и в том, что в его жизни был и есть режиссер К. Худяков, который знал и ценил личность Филатова, продолжая с ним работать из фильма в фильм. Более широко обнародовался в это время и литературный дар артиста. Через многочисленные выступления с чтением своих стихов, пародий Леонид завоевывает думающего зрителя.

Однако почему Филатов имел такой головокружительный успех? Только ли из-за удачной роли, как бы запрограммированной на него? Почему он привлек к себе внимание зрителей и режиссуры? Ведь мы знаем многих актеров, которые, сыграв одну роль, больше не появлялись на экране или очень быстро переставали привлекать к себе внимание зрителя и режиссуры, терялись, а потом и вовсе исчезали с экрана. Разгадка заключается прежде всего в том, что самая главная черта Леонида, за которую его выбрало время, – предельная естественность и достоверность в игре. Собственно, смена типа героя происходила на экранах всего мира. Например, Бельмондо так объяснял причину своего успеха:

«В начале карьеры я считал, что уродлив. Теперь я вижу, что ошибся. Моя рожа пришлась по вкусу. В 1960 году эра Валентине, Тайрона Пауэра и Кери Гранта закончилась. Я пришел со своим перебитым носом, моей раскованностью, в куртке, с естественной речью (не то, что в книгах). И это было то, чего требовало время, которое было концом мечтательной буржуазии». В 70-е годы во Франции критики даже заговорили о так называемой «новой естественности». Филатов мог бы повторить сказанное французским актером. Во внешности Леонида не было ничего такого, что могло бы определить его суперменом или романтическим героем. Однако в Филатове произошло счастливое сочетание внешнего выражения современности и того внутреннего темперамента, который определяет всю психофизиологическую особенность актера, его умение не «быть», а «жить» в роли. Мимика, энергия движения, жестикуляция, совершенно не театральная речь, отсутствие каких-либо примет актерского труда – все это было внешним выражением определенного типа современника, того героя, который появился на наших экранах еще в 60-е годы. Эта особенность его таланта, человеческого его существа определила успех Леонида на долгие годы. «На мой взгляд, Филатов являет собой тип нового артиста с идеальным союзом интеллекта и эмоциональности, —скажет Георгий Жженов, партнер Леонида по картине „Экипаж“. – Неуспокоенность души – характерное качество актера. Ему, по-моему, противопоказаны образы „решенных“, застывших героев. История кино знает примеры такого высокого актерского накала, когда исполнитель сам выстраивал, сочинял свою роль, а затем одушевлял ее, наполняя огромной жизненной силой. Леонид Филатов соединяет в себе эти две ипостаси: анализ и эмоциональную силу. Он никогда не играет отстраненно своего героя, это ни в коем случае не „прочтение“ образа, не „показ“. Жженов подметил важную особенность артиста, которая с годами развивалась все больше: герои Филатова никогда не „решены“ изначально, даже если это очень знакомые роли. Леонид умеет сыграть их в процессе, во всех нюансах, отдавая им часть себя. Иногда логика существования героя, его бытия, которой Леонид старается не изменить, уводит в целом от концепции фильма. Так, пожалуй, получилось в фильме Э. Рязанова „Забытая мелодия для флейты“. Герой Филатова оказался богаче, живее, а главное, сложнее той заданности, которая должна была разоблачить его чиновничью душу. Но не будем забегать вперед. Успех „Экипажа“, как говорится, не опьянил Леонида. Если бы, по его мнению, он пришел раньше, то, возможно, было бы упоение, а в тридцать лет, имея уже какой-то жизненный опыт, актерскую биографию, Леонид только почувствовал, что стал выразителем вкусов той части публики, которая не была ему духовно близкой. Это пугало, огорчало и увеличивало желание реализоваться как-то иначе.