Людмила Бояджиева - Марина Цветаева. Неправильная любовь

Сели на сложенные прямоугольником бревна. Море и небо тонули в свинцовой дымке, давили своей весомой мощью и обещали непогоду. Вещунья покрывала лоб тонкой синей косынкой с бахромой из монеток. Полагала, что так убедительней выглядит в роли посредницы звезд.

— Марина, я не стану вам лгать. Смотрите сами. — Она положила на деревянный пол разрисованные листы. Тонкая бронзовая кожа астрологини обтягивала резкие скулы.

— Нет, увольте, я ничего в этом не понимаю. Расскажите сами. — Марина отвернулась, выпуская дым.

— О вас? О Сергее Яковлевиче? О вашем браке?

— Начнем с брака — это наиболее понятная сфера»

— Зря вы так думаете. — Женщина помедлила. — Я могу быть откровенна?

— Не страдаю падучей и не слишком впечатлительна.

— Вы с Сергеем Яковлевичем родились с разницей в три дня: вы 26 сентября 1892, Сергей — 29 сентября 1893. То, что вы отмечаете свои дни рождения вместе и считаете себя рожденными в один день, для звезд не существенно. Три дня в этом случае — огромное пространство. Астрология — наука точная. Здесь много о чем можно говорить… Я старше вас, и у меня большой астрологический опыт.

— А если короче? — Марине не нравилась многозначительность пророчицы, намеревавшейся, по всей видимости, ее поучать и пугать.

— Короче? Как скажете. — Женщина поняла, что эта задиристая поэтесса ей не доверяет, и не стала ходить вокруг да около, стараясь смягчить удар: — С точки зрения астрологии, этот брак изначально обречен на катастрофическую неудачу. Смотрите сами: стоящие рядом два солнца, а между ними Сатурн Сергея. Такое расположение превращает вашу семейную жизнь в тюрьму, в клетку… Каждый будет пытаться из нее вырваться. Процесс болезненный, длительный и, увы, безнадежный.

— Ну, это можно сказать о большинстве так называемых счастливых семейных пар.

— Особенность состоит еще и в том, что вы рождены под знаком Весов, которым присуща одна специфическая черта: они всегда правы. Ваша воля сильно доминирует над волей мужа.

— И от этого бремени, как из клетки, должен рваться Сергей? А если такое заточение с любимой и заботящейся о нем женой — спасение для него?

— У Сергея Яковлевича доминируют другие планеты. Он мягок, доверчив, предан, но, увы, к сильным поступкам вряд ли предрасположен. Те путы, которыми оплетаете его вы, однажды станут для него мучительны. Он будет страдать, пытаясь вырваться, но..» Так и не рискнет. В гороскопе ваши пути расходятся, но брак остается нерушим. Ваш странный и опасный союз скреп — лен звездами. Ловушка — космическая ловушка. Смотрите вот на этот треугольник: вы сами попали в западню. А вот эта звезда! Говоря иначе — Черная карма. От нее нет спасения.

— Обречены оба? — Марина рассмеялась. — Вы меня жутко напугали. Кроме того, вы угадали: я всегда права. Только это не от расположения звезд, а от ума и способности анализировать ситуацию.

— О, да! — Женщина улыбнулась. Два зуба у нее отсутствовали, и улыбка получилась чуть ведьмачья. К тому же было ясно, что Марина ей не нравилась. — Очень скоро… Боюсь, этой же осенью, вам выпадет большое испытание. И вам, и вашей самоуверенности. Звезды показывают — смотрите вот на это пересечение линий: страшное испытание…

— Ой, не надо. Хватит с меня Черных карм! — Марина отвела руку астролога с листами гороскопов, поднялась и потянулась. — Пугать меня бессмысленно. Вы же должны видеть там по вашим звездам, что меня и смерть никогда не пугала.

— Запомните, смерть — это далеко не самое страшное. И не самое мучительное. Это просто обрыв нити. Но у нее есть другие обличил — и тут уж большое разнообразие пыток. Как вы относитесь к разлуке?

— Лучше, чем к встрече. А к бедам у меня больше доверия, чем к водевильному счастью.

— Все верно… Вам будет очень нелегко, — пробормотала женщина, легко сбежала по деревянной лестнице.

К осени 1914 года стало ясно: сценарий семейной идиллии исчерпал себя. Марина пресытилась материнскими восторгами и заботами, жертвенным обожанием Сергея. Игры в мать Ариадны оказались слишком утомительными. Каждый день — одно и то же. Да еще няньки такие капризные — кто дерзит, кто ворует! А эта последняя говорит «ведьметь» и «полтолоны» вместо «панталоны», и ведь Аля за ней повторяет! Но попробуй сделать замечание. Горничная убирается кое-как — по углам пыль, для Сергея это смерть! Готовит по-деревенски и жадничает, на масле экономит, какой-то жир вонючий добавляет. Ариадна вечерами канючит — спать ее укладывай, сказки рассказывай. «Мать» — лицо прикладное — вроде приложения к своему чаду по его обслуживанию, выращиванию. Роль второго плана. Марину же интересовали только сольные партии. С мужчинами дела всегда обстояли сложно. Теоретически Марине нужна была влюбленность в брутального властелина, повелителя, хозяина. Безответная, с надрывом, бурей страстей, с общественным резонансом, в конце концов! И победой! Эпатаж — самая приятная дразнилка для буржуа, погрязших в своей прописной морали. Вечный бой — покой для Марины смертелен. Иссушенная пустыня покоя не способна вскормить эмоцию, всколыхнуть стихи. Она все еще примерная жена, но кипение лавы внутри опасно — давление неизрасходованных страстей велико — взрыв может случиться даже от пустяка.

Марина придирчива, мрачна, неразговорчива. Вспыхивает от любой мелочи, устраивает разносы прислуге, преследует Сергея бесконечными замечаниями: он решительно все делает не так! Он не способен на простейший поступок! Счастливый муж лишь шире распахивает синие глаза и виновато улыбается. Знает, что не ловок, не оборотист, не инициативен. А если Марина и сердится — так она права. Он любит и такую — грозную, неудовлетворенную, смотрящую на него, как на надоевший предмет. Марина необыкновенная. Надо соответствовать! Вот если бы он мог написать что-то как Блок или Мандельштам. Не дано, увы. Дано любить ее и терпеть. Всякую, какая ни есть. И верить: она бы без его поддержки не выдержала.

Осень 1914-го — в Москве пора литературных вечеров, художники вернулись с летнего отдыха, многое надо показать, прочесть, похвастаться. Заклятые друзья жадно ждут новостей.

Марина ничего нового, способного потрясти поэтический «олимп», не написала. Зато она отменно хороша — челка до бровей, стрижка спартанского мальчика, звон монист и браслетов, голубой дым сигареты, заволакивающий рассеянный взгляд. Рядом Сергей — милый, ясноглазый, не сексуальный — серафический. Верный рыцарь и принц.

Они вошли в уже задымленную гостиную, обходя ритуал приветствий. Какой-то литературный вечер. Мужской голос нудит нечто томное, распевное, кажется, трагедию, написанную гекзаметром. Марина сторонится упоенного чтением автора с невидящим взором слепца. На ней узкая стального цвета юбка плотного крепа с единственной крупной пуговицей из серебристого перламутра у пояса. Изумрудная, цыганских очертаний атласная блузка, словно играет с ветерком. Браслеты позвякивают, клубится дым папиросы… На нее заглядываются. Масса новых лиц, знакомые засыпают новостями.