Евгений Шварц - Статьи и воспоминания

Он не терял внутренней силы и мужества, а значит, и «детскости» — об этом вспоминают многие его друзья: «Считается, что великие люди сохраняют в себе на всю жизнь черты детской непосредственности, искренности и веры во «всамделишность» игры. Если так, Шварц велик… Из-за забора его дачи несется яростное рычание. Хозяин и его гость — драматург И., огромный, страшно близорукий человек в очках с толстенными стеклами — прыгают на одной ноге и с размаху сшибаются чугунными животами, стараясь опрокинуть противника (Шварцу под 60, и у него больное сердце). Гость конфузливо смеется, а Шварц яростно рычит, заложив по правилам игры руки за спину и подскакивая, словно мустанг. Он дерется, как Ланцелот, с полным самозабвением… Наконец гость теряет очки. Пока их извлекают из кустов черемухи, куда их заслал пушечный удар живота маститого драматурга, победитель, пыхтя и приговаривая: «Будешь?.. Будешь?..» — показывает побежденному язык. Сколько ему лет в этот момент?»

Ирина Линькова. Шварц Евгений Львович

"Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре! Разные люди бывают на свете: кузнецы, повара, доктора, школьники, аптекари, учителя, кучера, актеры, сторожа. А я вот — сказочник…" — и "молодой человек лет двадцати пяти… в сюртуке, при шпаге, в широкополой шляпе" выходит на сцену, чтобы начать новую историю про Снежную королеву. Он красивый, мудрый и смелый, он настоящий друг.

А Ланцелот — "потомок известного странствующего рыцаря"? Едва появившись в своей сказке он сразу отважно заявляет: "Я вызываю тебя на бой, слышишь ты, дракон!", — и мы сразу начинаем восхищаться и волноваться.

А Хозяин из "Обыкновенного чуда", "бородатый человек огромного роста"? Взял, понимаете ли, и приделал всем цыплятам по четыре лапки, а потом ещё оправдывается: "Утро было веселое, небо ясное, прямо силы девать некуда, так хорошо. Захотелось пошалить… Ведь все-таки я волшебник!"…

Какое это счастье — написать на белом листе бумаги: волшебник, рыцарь, сказочник…

Однако, в реальной жизни Евгений Львович Шварц даже писателем никогда себя не называл. Он стеснялся. Он был уверен: "Вслух можно сказать: я член Союза писателей, потому что это есть факт, удостоверяемый членским билетом, подписью и печатью. А писатель — слишком высокое слово…".

Он всегда так думал. Он сделал свой выбор в самом раннем детстве, еще не переступив порога школы, но это была великая тайна. Только один раз маленький Женя Шварц довольно странным образом ответил на мамин вопрос "кем же ты будешь?": "Я от застенчивости лег на ковер, повалялся у маминых ног и ответил полушепотом: "Романистом". В смятении своем я забыл, что существует более простое слово "писатель"… Но я… не сомневался, что буду писателем".

Это случилось не скоро. Сначала всё склонялось к театру и причиной тому стали родители. В год рождения Жени его отец был студентом-медиком Казанского университета, а мать — курсисткой на акушерских курсах. Но разве умела молодая интеллигенция в конце XIX века усидеть в границах повседневной профессии! Темпераментный красавец Лев Шварц играл на скрипке, пел, занимался чем-то подпольно-политическим, но главное — играл в любительском театре. Кем по-вашему должен вырасти сын, если отец, привыкая к сценическому костюму, разгуливает по дому в римской тоге? А мать? Все современники, а позже и сам Евгений Львович в один голос утверждали, что на любительской сцене она была ещё талантливее отца — по-настоящему одаренная самобытная актриса.

Стоит ли удивляться, что сын таких родителей бросает юридический факультет Московского университета и становится актером "Театральной мастерской" в городе Ростове-на-Дону? Сначала этот крошечный театрик, составленный исключительно из друзей, жен и двоюродных братьев, довольно успешно существует в провинции, а в 1921 году приезжает завоевывать Петроград. В результате театрик исчезает, а Шварц остается. Ни о каком писательстве речь не идет. У Шварца множество знакомых и приятелей в литературном мире, он даже работает несколько месяцев секретарем у Чуковского, все Женю Шварца знают и любят, но исключительно потому, что он веселый. Он никогда ни с кем не ссорится, он выдумщик, шутник и великолепный рассказчик. Он такой замечательный рассказчик, что его даже называют "устным писателем". И так будет почти десять лет.

Конечно, за это время происходит многое: Евгений Львович успевает поработать в разных редакциях и в самом Петрограде, и в провинции, что-то понемножечку пишет, знакомится с Маршаком и целых шесть лет трудится под его руководством в легендарном и неповторимом Детском отделе Госиздата, публикует развеселые детские стихи под названием "Рассказ старой балалайки", написанные в стиле русского раешника, сочиняет пьесы для детей и некоторые из них — например, "Ундервуд" — даже пользуются успехом… Но к чему все эти перечисления, если сам Евгений Шварц сказал просто и прекрасно: "Я подходил тогда к литературе от избытка уважения на цыпочках, робко улыбаясь…"

Никто не знал и будущий волшебник тоже не догадывался, что пробирается сквозь жизненные дебри не просто в литературу, а в сказку. То есть, в самое древнее, самое вечное, самое тайное место встречи человеческой души с человеческим словом.

Теперь, разматывая клубок от конца к началу, можно уверенно сказать: знаки были. Ведь не каждый малыш, впервые слушая про Дюймовочку, с ужасным криком затыкает себе уши и не дает маме дочитать, потому что слишком боится плохого конца. И хотя сочиняет в детстве каждый, зачем же всё-таки несколько лет подряд оглядываться на прохожих: вдруг они догадаются, что на самом деле ты вовсе не пешком идешь по улице? Ты мчишься на прекрасном коне, который умеет превращаться в человека, любит путешествовать по Индии и Африке, а также лакомиться колбасой, каштанами и конфетами?… Причем, такой способ жизни никуда не уходит вместе с детством. Наоборот. Достаточно прочитать воспоминания друзей и знакомых о взрослом Шварце, чтобы убедиться: никакие "прохожие" его теперь не остановят!

…однажды два совсем юных неопытных автора пришли в одно очень солидное издательство (тот самый Госиздат), чтобы впервые повстречаться со знаменитыми редакторами. Вступают в огромный пустой коридор, буквально замирают от волнения и вдруг видят, как из глубины этого коридора не спеша выходят им навстречу два солидных взрослых дяди, но почему-то… на четвереньках! Бедные авторы чуть с ума не сошли от изумления, а "четвероногие" подходят к ним, ни капельки не смущаясь, и прямо так, "с четверенек", спрашивают как ни в чем ни бывало: "Вам что угодно, юноши?"…

Ну кто теперь поверит, что это вполне официальные сотрудники госучреждения Шварц и Олейников, устав от редакторской работы, просто играли в верблюдов?