Лариса Максимова - Великие жены великих людей

Нина Андреевна. 1956 г.

Но разве в двадцать пять лет может одна любовная история закончиться так, чтобы не началась другая? Потом — рождение сына, развод с мужем… Нине надо было растить ребенка, полагаясь лишь на себя. Кормить его, водить в детский садик, самой на работу успевать… Еще нужно было закончить диссертацию и вообще как-то жить. В один момент из молоденькой красотки — умной, образованной, начитанной, совсем даже не легкомысленной, просто так получилось — Нина превратилась в одинокую женщину с ребенком на руках и проблемами…

Иосиф Бродский. 1964 г.

— Образовалась пустота. Я ее заполняла работой. Подошла защита диссертации, и я, заканчивая ее, не спала 19 ночей подряд. Плюс — ребенок, которому все время нужно внимание. От переутомления заболела. Что-то странное со мной сделалось. Болело сердце, все время болело. Слабость страшная, тахикардия, ноги и руки холодели. Каждую ночь приезжала «Скорая». Мне казалось, что я умираю. И никто не мог меня вылечить, даже понять толком, что происходит. Я страдала, страдала, а потом пошла в институт к Александру Александровичу. Как тогда, когда папа заболел. А куда еще идти? И также села в коридоре. Он вышел, увидел меня, сказал, чтобы ждала, пока он примет тех, кто записан. Я сидела и ждала, потому что уже не знала, куда мне еще податься, и на Вишневского была последняя надежда. Он мне потом сказал, что я тогда выглядела ужасно — как итальянская проститутка. Волосы висели патлами, одета во что попало… В итоге он меня посмотрел и говорит — кладу тебя в больницу. Я обрадовалась, но тут он добавил, что сам должен, к сожалению уехать. В отпуск с женой. И вернется только через месяц. Я предложила дождаться его приезда. Но Вишневский так строго сказал: я не хочу рисковать, а здесь будешь под присмотром! Пришлось согласиться на госпитализацию. И сразу вокруг меня все закрутилось, Вишневский велел приготовить для меня свою «блатную палату», начались уколы, капельницы и все такое. Я настроилась проваляться тут месяц без дела, а через три дня прошел слух, что Вишневский вернулся. И сразу же стали известны подробности. У него умерла жена. Упала на теннисном корте. Тромб оторвался.

Потом он вспоминал, что когда летел с гробом в самолете, почему-то подумал: мои дураки наверное ее выписали, а я ей не сделал операцию… А я помню, как мы смотрели из окна палаты на вереницу машин, увитых венками и усыпанных цветами. Хоронили Лидию Александровну. А через несколько дней Вишневский пришел в институт и первой меня вызвал на операцию. И сделал мне свою знаменитую новокаиновую блокаду. И знаете какое чудо? С этого момента у меня больше никогда в жизни не болело сердце. Уже сорок лет не болит. Полгода никто не мог меня вылечить, а после блокады все закончилось навсегда. Приступы прошли, а потом и страх, что они повторятся. И страх, что я умру, а Андрюша останется один — тоже исчез. Я стала оживать. И тут такой интересный случай произошел: вызвали меня к кабинет Вишневского. Прихожу и вижу, что они сидит мрачный и пьет коньяк. Налил мне тоже рюмку, давай помянем Лиду, говорит. Ну, выпили, помянули. А потом он меня попросил ему что-нибудь рассказать. А что «Да, что хочешь, — говорит, — просто рассказывай». А я в это время читала книгу Манна «Иосиф и его братья», я ему и стала ее пересказывать. Он заинтересовался. И так стало повторяться каждый вечер. Я как Шехерезада вещала ему разные истории — не только из книг. Про папу рассказывала, про Казань, про свою жизнь… Я даже к этим вечерам специально готовилась. Такая у нас получилась тысяча и одна ночь. Потом меня выписали. А он мне стал звонить, интересоваться здоровьем, какие-то продукты на ноябрьские праздники прислал. А потом пригласил поехать с ним в Ясную Поляну. Я поехать поехала, а там вдруг ужасно расстроилась, что Андрюшу одного с няней оставила, а вдруг что-нибудь случится — а я тут с каким-то чужим мужчиной время провожу… Зачем? Что он вообще от меня хочет? «Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, — говорит Александр Александрович. — Неужели не понятно?»

Ей было непонятно. Ну, во-первых, разница в возрасте огромная. Вишневский ей в отцы годился. Во-вторых, планов замуж выходить не было. Диссертация, работа, может быть, даже эмиграция, но замуж? Да еще за человека, жизнь с которым потребует всю ее целиком. Со всеми ее интересами, планами, пристрастиями и увлечениями. Теперь он будет определять, куда идти, чем заниматься, как жить. От нее же ждут безграничной преданности, верности, порядочности и дисциплины — до конца. Ей, конечно, слов таких никто не говорил и ультиматумов не ставил. Но было и так понятно, что от нее ждут обещания. Потому, что она такой человек — если пообещает, то обмануть не может. Поэтому Нина попросила со свадьбой обождать. Просто пожить вместе, проверить, что из этого получится. А тут еще она стала замечать, что какие-то люди за ней следят, за спиной идет явная возня, вопросы задают, в документах роются… Потом она поняла, что это кагэбешники. Ведь она не за кого попало замуж собралась. Вишневский — врач с мировым именем, академик. Главный хирург Министерства обороны. Депутат Верховного совета, член партии и Герой Социалистического Труда… А тут какая-то Нина Дубяга. Вот и стали изучать ее персональное дело. А она решила, что это Вишневский их попросил справки о своей невесте навести, и страшно оскорбилась.

Однажды вечером Александр Александрович пришел домой с какого-банкета. Навеселе. И, видимо, эти соглядатаи опять ему про меня что-то напели, потому что он был явно не в духе. Я сидела за столом, писала что-то. Срочная работа, надо успеть к утру. Он меня что-то спросил, я отшутилась. И вдруг он как схватил за плечи, к себе развернул, платье порвалось. Я вскрикнула. Ребенок в соседней комнате заплакал. Няня прибежала… Скандал, да и только! И я тут просто озверела. Схватила стул и ударила этим стулом об пол. Стул — вдребезги, какая-то деревяшка отлетела, задела очки Александра Александровича, они упали на пол и разбились. Наступила тишина. Я заявила, что не желаю больше терпеть всех этих подозрений, наблюдений и прочих проверок. Если я его не достойна, то пусть скажет, и я уйду прямо сейчас! Он вышел.

Потом слышу, что плачет в соседней комнате и говорит няне: «Вот, Лидка умерла, а какая-то б… разбила мне очки!» Мне стало его ужасно жалко и почему-то одновременно ужасно смешно. Ах так, думаю, завтра же заберу ребенка и уйду. Хотя, конечно, Андрюшка очень к Александру Александровичу привязался. Да и Вишневский его любил, заботился.

Утром приготовилась к скандалу. И что вы думаете? Никакого скандала. Наоборот. Мы попросили прощения друг у друга, и с тех пор мужа моего будто подменили. Если раньше мое слово ничего не значило, то тут вдруг обнаружился во мне блестящий ум. Всем родственникам было запрещено делать мне замечания и давать оценки. Он стал со мной советоваться, интересоваться моим мнением и учитывать мои планы. Он стал внимательным, по отношению ко мне не позволял даже малейшей грубости. Я теперь только и слышала: спросите у Нины, как Нина скажет, так будет, она знает лучше… А всего-то один удар стулом. И смех и грех. Вскоре мы официально зарегистрировали брак, Андрюша стал Вишневским. Я взяла в руки хозяйство, весь быт. И все, что я обещала Александру Александровичу, — я выполнила.