Грег Кинг - Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

Только бывшая наследная принцесса Стефания сохраняла дружеские отношения с парой возлюбленных. Ее дочь Элизабет заработала «фанатичную ненависть и глубокое презрение» за то, что распространяла «злобные слухи и грубые сказки». Она жаловалась, что однажды, когда они обе присутствовали на одном аристократическом приеме, ей пришлось столкнуться с Софией. Она подчеркнуто грубо сокрушалась: «Только представьте себе! Она наклонилась через меня!» Эрцгерцогиня Изабелла также была не склонна прощать Софию, считая ее выскочкой и делая все возможное, чтобы увидеть ее лишенной всего.

Различные слухи о молодоженах ходили по всей Вене, и в большей степени они были иронично отрицательными. Одна популярная история утверждала, что однажды полиция гонялась за попугаем, залетевшим в город. К своему ужасу, они слышали, как птица периодически извергала потоки ругательств, называя эрцгерцогиню «шлюхой» и сокрушаясь, что император «будет, видимо, жить до ста лет». Молва считала, что попугай скорее всего сбежал из Бельведера, где Франц Фердинанд и София и научили птицу ее своеобразному словарному запасу.

Такие нелепые истории способствовали публичным оскорблениям, которые посыпались на супругу Франца Фердинанда. Один из авторов назвал их «методом мелких уколов», но эти «мелкие уколы» оказались ножевыми ранениям для беззащитных Франца Фердинанда и Софии. С молчаливого согласия императора руководил этими действиями непопулярный принц Альфред де Монтенуово. Как обергофмейстер двора Франца Иосифа, Монтенуово был категорически против этого брака, сделать уже ничего не мог, но и не старался изменить сложившееся у него мнение. Кроме того, что Монтенуово распускал слухи о том, что эрцгерцог был не первым, с кем графиня разделила постель, он распространял и официальные фотографии новой принцессы Гогенберг. По его указанию чиновники его кабинета предварительно ретушировали эти фотографии так, что Софии на них прибавляли морщин и старались сделать ее как можно более непривлекательной.

Монтенуово строго придерживался известного испанского этикета Габсбургского двора, реликвии былой славы правящей династии Европы, выгодно используя его, чтобы оправдать наносимые им унижения, объясняя их простым соблюдением архаичного протокола. Когда Франц Фердинанд высказал как-то некоторые возражения, Монтенуово ответил грубо: «Ваше Императорское Высочество, несомненно, милостиво согласится с тем, что я никогда не стеснялся отвечать на все вопросы, которые лежат в моей компетенции, и стоял на своих убеждениях… Если и возникали конфликты, то в основном из-за действий Вашего Высочества… Я должен помнить о том, что являюсь высшим должностным лицом дворцовой элиты… Я упоминаю об этом только для того, чтобы объяснить Вашему Императорскому Высочеству, что эти вопросы затрагивают мою совесть и мое чувство долга, и попросить Ваше Императорское Высочество не делать мне замечаний».

Это отношение задало тон и для правил, установленных Монтенуово для Софии и регулирующих ее жизнь. Как морганатическая супруга она была лишена почти всех привилегий, которыми обладали другие жены Габсбургов; в тех немногих случаях, где были сделаны уступки, они были преподнесены таким образом, что лишь подчеркивали ее неравное положение. Софии не разрешалось появляться с мужем на публике. Если он ходил смотреть гонки, присутствовал при открытии музея, осматривал завод или посещал школу, ей приходилось оставаться дома или быть в стороне, не попадаясь на глаза и скрываясь в тени. Если почетный караул салютовал Францу Фердинанду, она понимала, что к ней это не относится, что она как морганатическая супруга не имеет права на приветствия, обращенные к Габсбургам. Если в честь эрцгерцога играл национальный гимн, она знала, что он звучит не для нее, так как она не член императорской фамилии. Если какие-либо должностные лица обращались к ее супругу с приветственным обращением или докладом, Софии не позволялось стоять рядом с ним, и создавалось впечатление, что она гарантированно исключена из официального признания. Францу Фердинанду были воспрещены какие-либо упоминания его супруги в официальных обращениях. Софии запрещалось посещать вместе с Францем Фердинандом гонки, так как ее положение было признано несоответствующим, чтобы разделить вместе с ним место в императорской ложе.

Монтенуово также лишил Софию возможности быть в императорской ложе в театре, опере, балете, на концертах симфонической музыки — на всех важнейших событиях венского зимнего сезона. Смотрелось очень торжественно и великолепно, когда Габсбурги прибывали в Императорский оперный театр, поднимались по собственной лестнице из алебастра, между огромными канделябрами из мрамора и бронзы, и занимали свои места в белоснежной, украшенной золотом императорской ложе. Но не для Софии. Так как ей было запрещено быть в императорской ложе, Софии приходилось садиться в другом месте. Она не могла даже сидеть в относительной близости от своего мужа: двадцать шесть рядов амфитеатра были прерогативой членов высшего общества. Даже при посещении частного театра она не могла сидеть рядом со своим мужем и быть с ним на равных.

Габсбурги ехали в экипажах с золочеными спицами, как и иностранные дипломаты, актеры и певцы по императорским контрактам, и даже репетиторы императорских детей. Но императорские кареты были не для Софии. В Вене ей даже не разрешалось ездить вместе с мужем на одном транспорте. Она могла путешествовать только в вагонах, предназначенных по статусу для фрейлин Императорского двора, — неприятное напоминание о прежней должности.

Почетный караул в парадной форме всегда стоял на страже в Бельведере, когда там присутствовал Франц Фердинанд. Когда он ненадолго покидал дворец для встреч или других дел, Монтенуово сразу многозначительно отзывал караул. Хотя София и оставалась во дворце, но императорский двор считал ее недостойной для своих охранников.

Когда ее муж давал официальный прием или ужин, даже в уединенном Бельведере, Софии было запрещено на нем присутствовать. Дипломаты, члены королевских семей других стран, правительственные чиновники — все считали, что София недостаточно соответствует тому, чтобы быть им представленной. Нельзя сказать, чтобы ее отсутствие всегда проходило незамеченным. Монтенуово распорядился, чтобы за обедом для нее всегда было оставлено место и положены столовые приборы, причиняя таким образом постоянную незаживающую рану в гордости Франца Фердинанда и его любви к своей жене.

Осенью 1900 г. шах Персии прибыл в Вену, и сопутствующий этому визиту бал ознаменовал собой первое официальное появление Софии при дворе в качестве замужней женщины. Это исключительное событие стало поводом для разговоров по всей Вене. Но Монтенуово не закончил своей войны против пары, и бальный зал стал ареной боевых действий. «Не позволь ей считать, что она одна из нас», — якобы предупредила эрцгерцогиня Монтенуово, но он и сам не собирался допустить такой возможности.