Борис Вадимович Соколов - Самоубийство Владимира Высоцкого. «Он умер от себя»

– На Преображенском.

– Представим себе снежную зиму. Наше время. Кого-то хоронят. Старики медленно идут к выходу. Один случайно оступился и смахнул снег с маленького обелиска. На фаянсовом овале – мой портрет во френче со стоячим воротником. (Высоцкий выкатил глаза, изображая себя на фотографии.) Надпись: «Капитан Жеглов. Погиб при исполнении служебных обязанностей». Старики тихо беседуют между собой: кто такой капитан Жеглов? Никто не помнит.

Так, думал Высоцкий, мог начинаться фильм. Запомнилась придуманная им и замечательно разыгранная сцена в тамбуре вагона, где один из подчиненных капитана, штыком открыв банку тушенки, жадно ест, измазав руки и лицо жиром.

– Гад, что ты делаешь! В Москве умирают от голода старики и дети!

Это было сказано на такой ноте душевного страдания, что можно только сожалеть о несбывшихся творческих мечтах Высоцкого».

Владимир Петрович подсказал и сюжет для продолжения «Места встречи изменить нельзя». Он вспоминал: «Зимой 1942 года из Свердловска в голодную Москву шел эшелон с продуктами. Его охраняла группа работников НКВД во главе с капитаном. Были получены оперативные данные, что на эшелон, прибывший на станцию Лихоборы, возможно нападение вооруженной банды. Решили при маневрировании вывести вагоны с продуктами, а на их место поставить состав с усиленной охраной. Но произошла какая-то накладка. Небольшой группе пришлось принять неравный бой с бандитами. Впоследствии раненного в перестрелке капитана наградили тем же орденом, что и Жеглова».

Согласно же воспоминанию Аркадия и Георгия Вайнеров, идея продолжения появилась еще на последнем этапе съемок первого фильма: «Однажды мы сидели в чахлом скверике Одесской киностудии, коротали перерыв в съемке шутками и невероятными историями, приключившимися в нашей жизни, и вдруг Высоцкий, без всякой видимой связи с текущими разговорами, заявил нам: «Ребята, вы должны написать вторую часть «Эры милосердия»! Продолжение – роман о Жеглове после поимки банды «Черная кошка». Сделаем потрясающий фильм!..» Мы стали отнекиваться, отказываться, отбиваться, объясняя, что ни по каким обстоятельствам не готовы к такой работе. Но не от Высоцкого, загоревшегося интересной ему мыслью, можно было легко отбиться. Никто не умел так уговаривать, грозиться, заманивать, сулить: «Подумайте сами, как все сказочно сходится: мы заканчиваем картину, я запускаюсь на год снимать «Зеленый фургон», а вы за это время пишите роман. Шашки наголо – и в бой!» И как-то незаметно для себя мы начали обсуждать с Высоцким тему, сюжет, персонажи, подробности жизни в 1947 году, и когда опомнились спустя какое-то время, то говорили о продолжении романа как о чем-то решенном.

Не исключено, что уже тогда продолжение фильма должно было иметь два плана. Первый – это история 1942 года, за которую Жеглов получил орден. А второй – это история 1947 года, завершающаяся гибелью Жеглова. План сценария про события 1947 года был написан в 1995 году, когда в очередной раз встал вопрос о продолжении сериала. Там Жеглов узнает, что из Минфина происходит утечка информации о предстоящей денежной реформе, но его убивают, и его убийство расследует Шарапов. Поскольку Вайнеры упомянули, что детали жизни 1947 года они обсуждали с самим Высоцким, можно предположить, что сюжет с денежной реформой возник еще тогда.

Но вернемся к последним месяцам жизни Высоцкого. 24 января на Малой Грузинской состоялся тяжелый разговор Высоцкого с Янкловичем, Абдуловым и Тумановым. Друзьям удалось уговорить его попробовать вылечиться от наркомании.

Вспоминает Янклович: «Володя еще боялся, что попадется… Я ему говорил:

– Володя, ты все время на грани… Вот попадешься, и они скажут: «Напиши это!» И ты за ампулу это сделаешь. А они тогда скажут: «Вот, смотрите, какой он  – ваш кумир…»

Володя никого не предал и не продал, но я скажу одну, может быть, кощунственную вещь: по-моему, он ушел вовремя. И вот состоялся этот разговор».

Этот разговор запомнил и Всеволод Абдулов: «Значит, это конец января, около дня рождения Володи… Мы находимся в большой комнате – слева стоял диванчик, на котором сидел я, еще по пояс в гипсе… Справа у полок стоят Туманов, Янклович, немного подальше – Володя. И был обычный уже – и ненавистный мне – разговор…

Говорили Вадим и Валера:

– Володя, это невозможно…

– Надо что-то делать…

– Ты должен лечиться…

Володя:

– Да ладно, перестаньте!

В общем, все доводы были высказаны, и ничего они не изменили, и ничего не было решено…

А у меня вдруг какое-то абсолютное внутреннее спокойствие – предельная сосредоточенность и спокойствие. Внешне я бледнею, даже белею… У меня такое бывает – не часто, но бывает. Я сказал:

– Володя, смотреть на то, как ты умираешь, я не могу. И не буду. Поэтому я ухожу. Если понадобится  – звони, я появлюсь и все сделаю. Но просто присутствовать при твоем умирании – не буду.

Я встал и пошел к двери. Это абсолютно не было шантажом – я сказал то, что думал… Володя это понял…

И была реакция, которой я не ожидал, что-то произошло… Во всяком случае, после этого они запираются с Федотовым, и Володя начинает лечиться…

А потом мне напоминали: «Ты же бросил Володю!»  – Но это не так. Я бы ушел совсем, если бы Володя не начал лечиться…»

Последний день рождения Высоцкого 25 января 1980 года прошел в грустной атмосфере. Были только Янклович, Шехтман и Оксана. Она вспоминала: «На день рождения я подарила Володе такую смешную «бабу» на чайник. Сама сшила… После Володиной смерти я видела ее на кухне у Володарских…»

По свидетельству Янкловича, «на дне рождения Володя твердо решил: «Все! Запираемся с Федотовым, никого не принимаем – лечимся!»

Федотов принес капельницу, лекарства… Колол успокоительное. Володю ломало, он мучился – но терпел… Он же дал слово…»

Но Федотов оказался бессилен. Недуг зашел слишком далеко. Личный врач Высоцкого свидетельствовал: «В конце января мы с ним закрылись на неделю в квартире на Малой Грузинской. Я поставил капельницу – абстинентный синдром мы сняли. Но от алкоголя и наркотиков развивается физическая и психическая зависимость. Физическую мы смогли снять, а вот психическую… Надо было расслабиться, а Володя не мог. Тут еще надо учитывать и индивидуальную предрасположенность…»

Медицина была бессильна. Когда Янклович дня через три навестил Высоцкого, то увидел, как тот вдыхает пары эфира, который накапал на вату.

В конце января Управление культуры Моссовета дало разрешение присвоить Высоцкому звание заслуженного артиста РСФСР. Но Владимиру Семеновичу эта запоздалая честь была уже безразлична. Он отказался заполнять анкету для представления, заявив, что «еще не заработал…». Высоцкий также опасался, что если присвоение звания застопорится в каких-то более высоких инстанциях, то это причинит лишнюю обиду и ему, и театру..