Татьяна Алексеева-Бескина - Правда фронтового разведчика

На следующий день после назначения его е разведку командир полка вызвал к себе Игоря и Сбитнева:

— Вот пришло письмо от вашей матери, — сказал Болтакс, обращаясь к Сбитневу, — я ей сочувствую: она получила на вас «похоронку», видимо, тяжко пережила известие, а потом пришло от вас письмо с более поздней датой отправки, чем «похоронка». Бывает! Спрашивает, жив ли ее сын. Давайте так, возьмите «языка», отпущу на десять суток домой, успокоите матушку.

Давно примечено было местечко для удобного взятия «языка». Решили не откладывать. Место, конечно, удобное для прохода-пролаза к передовой противника, да вот одно «но». Как передали предшественники, пару месяцев назад немцы насыпали с самолета на это место тех самых противопехотных мин — этаких 25-граммовых пластмассовых баночек типа вазелиновых. Мины сбрасывались с низко летящего самолета вроде нашего — кукурузника». При ударе о землю такие мины взводятся. Миноискатель их не берет, в снегу их не видно. Наступишь на такой «вазелинчик» — убить не убьет, а пальцы ног оторвет, ступню покалечит, чем, между прочим, пользовались некоторые типы, жаждавшие смыться с переднего края: как самострел такое ранение квалифицировать не получалось. Из соседней части присел как-то человек по делам под кустик — все мясцо с ягодиц снесло, а в госпитале признали ранение за легкое: кости не повреждены — пойди разберись. Короче, коварные баночки. Поэтому немцы этот район считали для себя безопасным и даже часовых не выставляли.

Наши саперы тоже считали это место безнадежным для проделывания прохода в минном поле. Прокатать катками тропы, как это они делали в других местах, — означало наделать шума, привлечь внимание противника к этому участку нейтралки, выбирать баночки из снега руками — тем более бесперспективное занятие, короче, они отказались от участия в деле, которое для них было невыполнимым. Разведчики все же решили брать «языка» именно здесь, «на слабо». Солдат, знавших обстановку, для проделывания прохода не стали привлекать, а поползли делать проход вдвоем, двое офицеров — Бескин и Сбитнев, он и предложил прощупывать снег шомполами. Уж больно заманчива была перспектива взять «языка» в таком неожиданном месте и получить желанный отпуск домой, в Сибирь. А прощупывать предстояло буквально каждый сантиметр проделываемого прохода.

Вышли в глухую ночь, в маскхалатах, автоматы забинтовали, все как положено. Николай, правда, просился сразу в группу захвата, но для первого выхода в разведку назначили его в группу обеспечения. Николай пополз первым, Игорь — командир — чуть левее, на полкорпуса сзади: проход нужен был пошире, если тащить «языка». Остальные — за ними в небольшом отдалении по проходу, проделанному в снегу телами первой пары. Сантиметр за сантиметром, на вытянутую руку прощупывали Игорь и Николай перед собой снег. Баночки попадались — их аккуратно откладывали в сторону. И уж как тщательно ни прощупывали, Николай пропустил-таки мину… Взрыв! Коле снесло полголовы. У Игоря, слегка контуженного, все лицо, очки залило, забрызгало кровью Николая. Ползшие сзади разведчики все видели и, подобравшись к командиру, потащили Игоря за ноги назад по тропе. Немцы немедленно осветили ракетами место взрыва, обстреляли группу, двоих легко ранили. Еле выбрались к своим. Сбитнева в эту ночь вытащить не смогли. На следующую ночь разведчики снова поползли по проложенной тропе за телом Сбитнева, их опять обстреляли, еще одного ранили. Немцы теперь были настороже, даже выползти на нейтралку не удавалось. А еще через ночь полк передвинули левее этого участка. Сдавая район обороны сменяющей части, Игорь специально отметил на карте и показал начальнику разведки сменившей части на местности, где лежит погибший разведчик, просил вытащить, похоронить.

Игорю, писавшему в каждом случае родным, если погибал разведчик, пришлось отправить письмо в Иркутск, сообщить матери о судьбе ее сына. А война катилась дальше.

Минуло двадцать лет со дня Победы. Кто-то из школьных довоенных друзей позвонил Игорю и сказал, что смотрел по телевидению передачу о юных краеведах города Холма, которые разыскивают, если он еще живой, разведчика Бескина, принимавшего участие в боги за город и поднявшего знамя над Холмом при его освобождении. Игорь, теперь подполковник Бескин, написал на ТВ, там дали координаты в Холме, и ко дню двадцатилетия Победы Игорю пришло торжественное приглашение.

9 мая 1965 года в Холм приехало на удивление много однополчан. До этого года войну старались как-то забыть, ветеранов, по мнению руководства страны, в живых было еще слишком много, и войну они знали не по патриотическим фильмам, книжкам и песням, а живьем, с потом и кровью, с дурными подчас решениями военачальников. Мемуары, даже если они были и искренне написаны, никто не брался издавать — не было команды свыше. А тут, на двадцатилетие Победы, все как бы очнулись, вспомнили о войне: Л.И. Брежнев причислил себя к ее героям…

Праздник в Холме был по-настоящему дружеским, теплым, полным военных воспоминаний. Торжественное заседание, встречи с ветеранами собирали много горожан, приехали и из окрестных сел. Люди старались не пропустить рассказов участников боев под Холмом о недавнем прошлом. Юные краеведы во главе с преподавателем Верой Петровной Башкирцевой, которая и сама ветеран, была в партизанском отряде в годы войны, начали большую работу — собирали историю войны, хотя бы в их небольшом районе. Из этих материалов получился потом интересный краеведческий мемориальный музей города. Местные жители расспрашивали, где в войну проходил передний край, где наблюдательные пункты, откуда командовали — все было интересно. Игорь упомянул и наблюдательный пункт, откуда они выходили на операцию со Сбитневым. Холмичи в один голос сказали, что туда они не ходят: там до сих пор мины…

Оказывается, не раз приглашали саперов, они разминировали, делали вроде все тщательно, сдавали по акту расчищенные поля, а выходили на них трактора — и подрывались. Постепенно заросли те гиблые места кустарником, жители обходили их стороной — пластмассовую мину время не берет. В кустарнике расплодились дикие свиньи, их не трогали, только иногда раздавались взрывы — свиньи перепахивали почву.

Пластмассы, конечно, стареют, но уж больно медленно, не стареет начинка баночек. Опасность сохраняется.

Игорь, помнивший расположение минных полей, подошел к Бол таксу, боевому своему командиру полка, посоветоваться. Решили сходить на тот НП. Пошли Игорь, Башкирцева, ее дочка, несколько однополчан-ветеранов, кое-кто из краеведов. Нашли полуразрушенную землянку НП, оплывшие окопы, а потом по еле приметным даже для Игоря признакам двинулись туда, куда ползли в последний для Сбитнееа поиск. Дальше через густые заросли разросшегося кустарника. Еще, еще немного вперед, поляна. И вдруг как удар пули в грудь! Игорь увидел в молодой майской траве останки — скелет, истлевшие ватник, металлические детали автомата впереди снесенного наполовину черепа — Сбитнев, Николай! Какие-то полметра, и, может быть, тут лежал бы он, Игорь, а пришел бы ты, Николай… Хранитель бесшумно поприветствовал Игоря крылышком из кустов, опушенных первыми зелеными листочками.