Алексис Токвиль - Демократия в Америке

Даже тогда, когда эта великая революция завершается, порожденные ею революционные привычки сохраняются в течение еще долгого времени, вызывая последующее глубокое брожение в массах.

Поскольку все это происходит в то время, когда условия существования людей уравниваются, был сделан вывод о существовании скрытых соотношений, тайной связи между самим равенством и революциями, в силу чего одно будто бы не может осуществляться, не вызывая другого.

В данном вопросе доводы разума, казалось бы, подтверждаются жизненным опытом.

В стране, где сословия более или менее равны, нет какой-либо явной связи, объединяющей людей между собой и прочно удерживающей их на своих местах. Никто из них не обладает ни постоянным правом, ни властью командовать, и никто по своему положению не обязан подчиняться, но каждый, сумев получить некоторое образование и обеспечить себе кое-какой достаток, может избрать свой путь и идти по нему независимо от всех себе подобных.

Те же самые причины, которые уничтожают зависимость граждан друг от друга, ежедневно порождают в их душах новые, беспокойные желания и беспрестанно людей погоняют.

Вполне естественной поэтому представляется мысль о том, что в демократическом обществе идеи, вещи и люди должны вечно изменять свои формы и положения и что демократические столетия должны быть временем бесконечных, стремительных преобразований.

Так ли это в действительности? Вызывает ли равенство положения людей хронические, то и дело повторяющиеся революции? Содержит ли оно в себе нечто, нарушающее ход общественной жизни, мешающее обществу прочно укрепиться и вызывающее в людях склонность без конца изменять свои законы, учения и нравы? Я так не считаю. Поскольку тема эта важна, я прошу читателя внимательно следить за моей мыслью.

Почти все революции, изменявшие жизнь народов, совершались либо для того, чтобы укрепить, либо для того, чтобы уничтожить равенство. Удалите второстепенные факторы, рассматривая причины крупных волнений, и вы почти всегда обнаружите неравенство. Причинами волнений выступала то беднота, хотевшая захватить имущество богатых, то сами богачи, пытавшиеся поработить бедных. Поэтому, если бы вам удалось создать такое общество, в котором у каждого было бы что терять и не было бы особого соблазна кого-то грабить, вы бы многое сделали для установления мира на земле.

Я не игнорирую того факта, что у великих демократических народов всегда будут встречаться очень бедные и очень богатые граждане; однако бедные здесь вместо того, чтобы составлять подавляющее большинство нации, как это всегда бывает в аристократическом обществе, весьма малочисленны, и закон не сплачивает их воедино идеей о неизбывности той нищеты, которая досталась им по наследству.

Со своей стороны богатые люди также немногочисленны и не обладают подлинным могуществом; они не имеют явных привилегий, и даже само их богатство, не будучи связанным с землей и не определяясь размерами земельных владений, утрачивает свою наглядность и становится как бы невидимым. И поскольку здесь нет более расы бедняков, здесь также нет и расы богачей; люди ежедневно выбиваются из гущи народных масс и беспрестанно туда же возвращаются. Они не образуют собой отдельного класса, который легко можно было бы выявить и обобрать. Кроме того, они связаны с массой своих сограждан тысячью тайных и настолько прочных нитей, что народ едва ли сможет выступить против них, не нанеся ущерба самому себе. Между этими двумя крайними слоями демократического общества находится бесчисленное множество почти равных между собой людей, которых нельзя назвать ни богатыми, ни бедными в полном смысле этих

459

слов и имущество которых, достаточное для того, чтобы сами они хотели порядка, недостаточно велико для того, чтобы вызывать к себе зависть.

Эти люди являются естественными врагами любых общественных потрясений; их инертность удерживает в состоянии покоя всех тех, кто находится выше или ниже их, придавая устойчивость всему обществу.

Это отнюдь не значит, что они удовлетворены своим нынешним положением или испытывают естественный ужас перед революцией, в результате которой они, не испытав лишений, получат свою часть добычи. Напротив, они одержимы исключительной жаждой обогащения, сдерживаемой, однако, тем, что они не знают точно, кого надо грабить. Общественное устройство, беспрестанно возбуждающее в них желания, ограничивает эти желания необходимыми рамками. Предоставляя людям более широкие возможности изменять свою жизнь, оно делает их менее заинтересованными в этих изменениях.

Люди, живущие в демократических обществах, не только не имеют естественного желания совершать революции, но и опасаются их

Не бывает ни одной революции, которая в той или иной мере не подвергала бы опасности имеющуюся собственность. Большинство населения демократических стран владеет собственностью; и люди не просто являются собственниками, но живут в такой среде, где они придают собственности особое значение.

Если мы внимательно рассмотрим классы, составляющие современное общество, то без труда поймем, что ни один из них не обнаруживает столь упорного и цепкого чувства собственности, как средний класс.

Бедняки часто мало заботятся о том, что имеют, потому что страдания, вызываемые имущественным недостатком, значительно превосходят для них то удовольствие, которое им доставляет их скромное имущество. Богатые же люди имеют множество других неутоленных страстей, помимо тех желаний, удовлетворение которых обеспечивается богатством и которые в результате многолетней утомительной заботы о своем крупном состоянии и привычки к богатству как бы приедаются, теряют первоначальную притягательность.

Напротив, люди, живущие в приятном достатке, равно далеком как от роскоши, так и от нищеты, очень высоко ценят свое имущество. Поскольку они еще очень близки к бедности, они хорошо видят вызываемые ею страдания и страшатся их. От бедности их отделяет только маленькое состояние, с которым они связывают все свои опасения и надежды. Постоянные имущественные заботы и ежедневные усилия, направленные на увеличение своего состояния, все крепче и прочнее привязывают их к собственности. Мысль о возможности уступить самую малую ее часть для них невыносима, а полную утрату собственности они расценивают как самое страшное из несчастий. А ведь равенство условий беспрестанно увеличивает число именно таких рьяных, вечно обеспокоенных мелких собственников.

Таким образом, в демократических обществах большинству граждан представляется не вполне ясным, что они могли бы приобрести в результате революции, но они ежеминутно так или иначе осознают, чего они могут из-за нее лишиться.