Эрвин Полле - Четыре жизни. 1. Ученик

Завершая тему радикулита (сейчас больше используется термин остеохондроз) скажу, что эффективнейшим лечением являются грязевые ванны. Особенно хорошо показали себя курорты «Боровое» в Кокчетавской области (1961 г.), «Саки» (1962 г.) в Крыму. Много позже лечился в Цхалтубо (может кому-то радоновые ванны и помогают, я заметил только снижение потенции) и в «Карачи» Новосибирской области (курорт хороший, но была в ремонте и не функционировала грязелечебница). Главное в профилактике обострений — помнить, радикулит заболевание неизлечимое. Выработал несколько правил, которых и придерживаюсь до сих пор. При физической работе регулировать нагрузку на организм, стараясь больше принимать на руки, меньше на позвоночник. Исключить интенсивный бег. Правильно выбирать позу при вождении легкового автомобиля, вождение грузового исключить. Избегать переохлаждения. Регулярно пользоваться парной баней. При первых признаках обострения полностью снять нагрузку с позвоночника.

1962 г. Севастополь. Памятник затопленным кораблям. Я сзади слева.

Сапун-гора. Я 4-й слева.

С обучением возникли проблемы, появился университете в декабре 1960 г., естественно лекции все пропущены. Ускоренным темпом выполнил минимальный набор лабораторных работ. Предстоял самый трудный экзамен на химическом факультете — теоретическая физика. С первого курса популярна байка «сдал теоретическую физику, можно жениться» («стал настоящим студентом», были и другие варианты), у политехников нечто подобное связывается со сдачей сопромата и теоретической механики. Лектор, доцент Чанышев с отличной памятью обнаружил меня на предпоследней лекции (дотошно контролировал посещаемость) и прямо на лекции спросил, как я собираюсь сдавать экзамен. Промычал в ответ что-то невразумительное, уверенный, что проскочу (девушки лекции записывали дословно). Не проскочил (как и ещё человек 15 с курса), какой-то затор в мозгу произошёл, на простой дополнительный вопрос не смог написать формулу спектра энергии водорода. Подумать только, столько лет прошло, а единственная в студенческие годы двойка помнится в деталях. Дней через пять я Чанышева «удовлетворил».

Ещё одна проблема возникла на военной подготовке.

Раз в неделю все физически здоровые парни проводили 8 часов на военной кафедре (у девушек выходной день), университет готовил офицеров-артиллеристов. Наша группа сборная — филологи, историки, химики. Артиллерия — не история КПСС (общий лекционный поток 2–3 факультетов), здесь требуется приличное знание математики, а гуманитарии обычно с ней не дружат. У военных своя логика.

Третий год обучения, я появился на последнем занятии осеннего семестра. Первые два часа повторение пройденного материала. Майор Таран: «Студент Чернов! Доложите материальную часть гаубицы!» 122-милиметровая гаубица стоит непосредственно в классе. Женя берёт указку, подходит и, растягивая слова: «гаубица состоит из дула…» Майор взрывается: «Что, ё… мать, это тебе бердана? Ствол от дула отличить не можешь?» Студенты схватились за животы. Женя ещё пытался что-то говорить, но слушать никто не мог. Перерыв.

Вторая пара — дифференцированный письменный зачёт по теории артиллерийской стрельбы (довольно сложный предмет). Три варианта, ответы подготовлены заранее (гуманитарии постарались), группа сосредоточенно списывает. Результат: у всех «хорошо» и «отлично», у меня «неуд». Удивился, не аккуратно списал. Иду в деканат, беру разрешение на пересдачу. Сажусь с небольшой компанией отстающих с других факультетов, дежурный офицер выясняет, кто какой вариант писал в первый раз и даёт один из оставшихся двух. Тщательно списываю, результат аналогичен, у всех, кроме меня, положительно. Деканат «встаёт на уши», требует оформить академический отпуск по болезни, но меня не устраивает отставание от своего курса. Кое-как уговорил, сделал третий заход, получил оставшийся вариант, списал, результат — «хорошо». Оказалось, «вояки» воспитывали за пропуск занятий, хотя никто ни разу не спросил, почему я пропускал, и не потребовал справку. Самое смешное в финале этой истории.

27 февраля я радостно доложил в деканате, что задолженностей по военной кафедре нет, а с 1 марта 1961 г. в соответствии с хрущёвской реформой отменена военная подготовка в университете.

Все ребята курса, осваивавшие артиллерию два с половиной года, закончили alma mater с грифом «необученный» в военном билете.

Много позже, уже кандидатом наук меня отнесли к химическим войскам, «дослужился» до капитана запаса.

Начался второй семестр, через месяц обострение радикулита, уезжаю в Талды-Курган, знакомые студенты и преподаватели советуют взять на год академический отпуск, но я упёрся. Дополнительный нюанс в том, что следующий курс учился по новой программе с дурными хрущёвскими нововведениями, якобы приближавшими студентов к реальной жизни, производственная практика увеличена до 9 месяцев и таким образом я отставал бы от своего курса на полтора года. А как же Нина? Кстати, во время болезни постоянно ощущал её моральную поддержку.

Приехал к весенней сессии. Практически вся подготовка проходила на Сенной Курье, пользовался конспектами девчонок из комнаты Нины. Почитали, покупались, почитали, покупались. Органическая химия, три семестра, 80 лекций (3–4 исписанных общих тетрадей) на один экзамен. Колоссальный объём, никогда позже я такого не видел, да и в университете через пару лет курс разделили на несколько экзаменов.

С трудом, со скрипом, 3-й курс остался позади. Запомнился он не только болезнью и экзаменами. Прежде всего, обильным чтением.

В детстве многотомные собрания сочинения меня отталкивали, стоят себе на полках и стоят. Осторожно (неохотно читал) относился к классике, особенно рекомендуемой школьной программой. Прочитал рекомендуемые выдержки в хрестоматии и достаточно. В студенческие годы нутром ощутил ущербность собственного интеллекта. Приезжал в Талды-Курган на каникулы, на лечение, садился на кушетку и читал собрания сочинений от первого тома до последнего, благо ТВ в те времена не отвлекало. Драйзер, Лондон, Вересаев, Мопассан… (в пределах 10–12 томов) проглатывались нормально. Многотомные собрания Золя, Бальзака, Стендаля, Голсуорси к 18–20 томам невозможно было читать, Ругон-Макары или Форсайты начинали «сидеть в печёнках». Чтение классиков от начала до конца без отвлечения на другое чтиво нельзя рекомендовать молодому читателю, но я ощутил положительный эффект.

Много раз в молодости я брался читать Достоевского. Отдельными книгами. Единственно с удовольствием прочитал «Идиот», всё остальное («Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Унижённые и оскорблённые»…) читал с трудом, понимая необходимость и заставляя себя через силу. Кино— и театральные постановки всегда смотрел с большим интересом и удовольствием. Похоже, не хватало (не хватает) культуры восприятия сложного чтения с крупными вставками рассуждений о нравственности и совести. Кстати, нечто подобное происходило со мной, когда читал рекомендованные школьной программой произведения Аксакова и Тургенева с обильным описанием природы или Гончарова с его неспешными рассуждениями. Позже узнал, что у Тургенева кроме «Записок охотника» есть отличные вещи, но школьное навязывание отбивает желание брать в руки рекомендованных классиков. Думаю, это очевидные пробелы обучения и воспитания. Да и откуда в глухих провинциальных школах, где «правил бал» инспектор отдела народного образования, могли быть глубоко образованные преподаватели литературы. О происхождении папы и мамы я уже упоминал, оказать какое-то серьёзное влияние на освоение мной классики они не могли даже при желании, но всегда старались создать условия, чтобы я больше читал. И за это им большое спасибо.