Михаил Филиппов - Готфрид Лейбниц. Его жизнь, общественная, научная и философская деятельность

С мая по октябрь Лейбниц был постоянно болен. В ноябре он приехал в Берлин, где король Фридрих, как бы исполняя предсмертные слова жены, опять устроил пышные празднества.

Лейбниц против воли должен был приходить, но уходил расстроенный, негодующий.

Он описал королеву и в прозе, и в лучшем из своих стихотворений.

«Она ни к кому не относилась пренебрежительно или резко и не любила, чтобы другие так относились в ее присутствии. Приветливость ее очаровывала всех… Она редко гневалась и не знала чувства мщения; рассердить ее было трудно, примирить – легко; о ней говорили, что она по характеру голубка, так мало в ней было желчи и горечи. Ложь и клевета еще в детстве были ей противны. Радовать всех и всех видеть счастливыми – в этом была радость ее сердца; чужое несчастье было ее горем».

В поэтической форме Лейбниц пытался воспроизвести свое учение о душе, вытекающее из оснований его философии.

«Это солнце стало невидимым, – пишет он, – свет высокого ума, блеск истинной добродетели, яркое сияние красоты – все погасло! Каждый дух представляет собою целое здание вселенной, как будто отраженное в одном зеркале… Он – изображение творения и был его целью… Что такое истинная любовь, как не наслаждение совершенством того, что мы любим?»

Но главный литературный памятник Софии Шарлотте поставил Лейбниц в своей «Теодицее».

Глава VIII

Философское учение Лейбница.

В последнем десятилетии XVII века (1695—1697) был напечатан «Исторический и критический словарь» Бейля, получивший прозвание «библии скептицизма», – книга, произведшая огромное впечатление на тогдашний ученый мир и на публику и оказавшая значительное влияние на большую часть писателей XVIII столетия. Две основные идеи господствуют в этом сочинении: начало религиозной терпимости и мысль, что огромное большинство догматических положений как богословских, так и чисто философских, приводит к неразрешимым противоречиям и потому должны быть признаваемы более или менее сомнительными.

Многие из мыслей Бейля произвели глубокое впечатление на Софию Шарлотту, и, по ее просьбе, Лейбниц задумал написать опровержение этих скептических воззрений. По вопросу о религиозной терпимости мнения Бейля совпадали с его собственными: но скептицизм подкапывал основы его оптимистического миросозерцания. Бороться с таким сильным умом казалось Лейбницу долгом совести, и просьбы Софии Шарлотты ускорили его решимость. Сам Лейбниц пишет об этом в предисловии к «Теодицее»:

«Беседы со многими учеными… но, главным образом, с одною из величайших и совершеннейших монархинь привели автора к этому решению… Королева настоятельно требовала, чтобы он исполнил свое давнишнее намерение; некоторые друзья присоединились к ее голосу… Многие препятствия замедлили работу, и более всего смерть несравненной королевы. Между тем, Бейль подвергся нападкам многих замечательных людей. – Он отвечал подробно и всегда весьма умно. Я внимательно следил за этим спором и сам почти был увлечен им».

Чтобы понять «Теодицею» Лейбница, необходимо ознакомиться с основными началами его философии, с его учением о монадах. Лишь поверхностная и близорукая критика могла утверждать, что между «Монадологией» и «Теодицеей» нет никакой связи, что у Лейбница философия сама по себе, а богословие само по себе. Были даже критики, утверждавшие, что сам Лейбниц, в сущности, пантеист вроде Спинозы, что он писал «Теодицею», сам себе не веря или желая себя утешить после смерти королевы. Такое раздвоение или самообольщение настолько чуждо целостной и гармоничной натуре Лейбница, что почти не верится, чтобы люди, рассуждающие таким образом, читали то, о чем они пишут. А между тем в числе таких критиков есть даже переводчики и усердные комментаторы Лейбница, такие, например, как новейший писатель Гоббс.

Монадология Лейбница есть первая попытка основать учение, известное в наше время под именем эволюционизма, или теории постепенного развития. Было уже указано на теснейшую связь этой теории с открытым Лейбницем методом дифференциального и интегрального исчисления. Развитие есть накопление или суммирование бесконечно малых изменений, подверженных известному закону и в конце концов дающих «конечное» или заметное изменение. Недаром новейшие эволюционисты избрали выражения «дифференциация» и «интеграция» для обозначения основных процессов развития. Конечно, возможны и пантеистические, и даже атеистические миросозерцания, признающие гипотезу развития; но в том виде, как она обоснована Лейбницем, самым естественным увенчанием системы является теизм, и притом в монотеистической форме, потому что, по учению Лейбница, божество есть не что иное, как наиболее совершенная из всех монад.

Что такое монада? Это не «единица» в арифметическом смысле слова, потому что в арифметике единица есть понятие относительное: данная единица состоит из меньших единиц, всякая арифметическая единица делима. «Не будь этого, – писал Лейбниц королеве Софии Шарлотте, – в арифметике, к величайшей радости школьников, совсем не существовало бы дробей». Монада – не атом, как его понимали древние атомисты, которых Лейбниц называет «корпускулярными философами», от слова corpusculus – тельце, атом. Атомы Демокрита и Эпикура, Гассенди и Гоббса материальны, поэтому протяженны и делимы, их только по недоразумению называют атомами (неделимыми). Монады Лейбница – это «метафизические» единицы, абсолютно неделимые, подобно математическим точкам. Сущность монады составляет не число, а сила, и, если метафизический язык Лейбница перевести, насколько это возможно, на язык современной науки, то окажется, что монады – не что иное, как центры сил. Лейбниц определяет их еще как «атомы субстанции». Но «субстанция» Лейбница не есть протяженная субстанция Декарта. Все субстанции, по Лейбницу, суть силы. Монады имеют существенно динамический, и притом телеологический (целесообразный) характер. Они не только неделимые единицы, но и индивидуумы, существа вполне самостоятельные, первобытные и способные к непрерывному развитию. Это учение прямо противоположно пантеизму, то есть всеобъемлющему единому принципу, но нимало не противоречит монотеизму, конечно, существенно отличающемуся от канонических учений. В то же время оно резко отличается и от дуалистической философии Декарта, проводящей непреодолимую пограничную черту между духом и материей. Господствующее в философии Лейбница понятие силы является в ней посредствующим звеном между миром материальным и духовным: сила не есть ни дух, ни материя, но принцип, без которого немыслимо ни духовное, ни материальное. Монада включает в себя и духовный, и материальный принципы. Монады не могут ни возникнуть, ни погибнуть. Лейбниц называет их inénérables et incorruptibles. Они так же древни, как сам мир; ни одна не возникла раньше другой, ни одна не исчезла и не исчезнет. «Поэтому сумма вселенной всегда одна и та же». Сотворение монады было бы необъяснимым чудом. Из принципа постоянства и сохранения монады вытекает принцип: «Сумма всех движущих сил природы постоянна, в природе всегда сохраняется одно и то же количество живой силы». Это утверждение Лейбница – первый и неполный шаг к установлению принципа сохранения энергии. (Ньютон, в свою очередь, содействовал открытию этого принципа своим законом действия и противодействия).