Евгений Муляров - Джуна

Высокопоставленный гость Джуны, указав на Морозова, сказал, что тот поставлен в извест­ность и курс исследований пройдет по полной программе. Способности Джуны — вещь чрез­вычайно интересная и важная, изучать их следу­ет досконально, во всем объеме. Польза от таких исследований будет всем.

Джуна слушала обращенные к ней слова, и страх сковывал ее. Она-то знала об этом инсти­туте, знала и о том, что, кроме уголовных пре­ступников, проходивших судебно-медицинскую экспертизу, чтобы можно было установить сте­пень их вменяемости, что неизбежно должно от­разиться на мере наказания, в институте прохо­дили психологическую обработку так называе­мые диссиденты: деятели правозащитного дви­жения, просто несогласные с политическим ре­жимом.

Испуг Джуны был понятен. Под предлогом изучения ее способностей ее попытаются исполь­зовать в работе института, связанной с обработ­кой деятелей политической оппозиции. О том, что будет, если она откажется, Джуна даже бо­ялась помыслить.

Она попыталась скрыть смятение, хлопоча по дому, угощая гостей. А страшный гость внима­тельно смотрел на нее, словно изучая. Его инте­ресовала реакция Джуны. Согласится сотрудни­чать с властями или откажется под любым более-менее благовидным предлогом?

Наконец гость полюбопытствовал, обрадова­лась ли Джуна такому неожиданному, но очень перспективному предложению? «Конечно», — ответила она. А в голове вертелась только одна мысль: как же уязвима ее позиция! Сама бы она выдержала все, даже самое страшное, но оста­лась бы непреклонна. Но у нее есть маленький сын. Они способны на что угодно, лишь бы до­биться своего. Или отомстить.

Гость все еще говорил, Джуна уже перебира­ла возможные варианты. Отказаться наотрез она не могла. Таким образом она не только навсегда закроет себе дорогу в медицину, но и утратит уважение сына, который, когда вырастет, навер­няка узнает, что к чему. Обязана она чтить и память отца, ведь именно он подсказал ей мысль отдать себя лечению людей. Решение, принятое ею, было в высшей степени наивно и одновре­менно смело. Джуна напишет завещание и упро­сит брата, который именно в эти дни по стече­нию обстоятельств находится в Москве, взять ее маленького сына в Урмию. Она не представляла, вернее, боялась представить, что при желании ребенка отыщут где угодно, была бы поставлена такая задача свыше.

Джуна о том не думала, теперь она хотела выиграть время, чтобы осуществить свой план. Она изобразила смущение и попросила: «Нельзя ли отложить посещение института всего на не­сколько дней? Я разберусь с накопившимися де­лами, закончу курс лечения своих пациентов и буду готова».

Высокопоставленный гость кивнул. Он был согласен. Почему бы не пойти навстречу такой милой и такой сговорчивой женщине? Между тем напряженная атмосфера, возникшая в доме с появлением этих неожиданных гостей, чуть раз­рядилась. Да и гости стали вести себя несколько по-иному. Выполнив приказ начальства, они те­перь весело улыбались, пробовали приготовлен­ные Джуной блюда, хвалили ее кулинарные спо­собности.

В конце концов о жестком сроке появления Джуны в стенах института перестали вспоминать. Она согласна, а несколько дней не играют роли. Им казалось, они прекрасно выполнили свою миссию. Добились согласия, и Джуна ни­чего не заподозрила.

Но как же они ошибались! Как были непро­ницательны! Они не заметили даже страшную тревогу, тенью легшую на лицо Джуны. Под разными предлогами она оставляла гостей, захо­дила в комнату сына. Вот кто почувствовал все. Он обнимал мать и крепко прижимался к ней. Он чувствовал надвигающуюся опасность.

Тем не менее Джуна выиграла нужное время, а щедрая к ней судьба дала ей не два-три дня. У Джуны была целая неделя. Но временная от­срочка еще не спасение. Джуна внутренним взо­ром видела — две огромные силы борются за нее и одна из сил — непроглядно черная — имеет шансы на победу.

Джуна прощалась с дорогими ей людьми. Защиты и помощи искать не у кого. И вдруг она неожиданно вспомнила о Н. К. Байбакове. Джуна отправилась к нему.

В этом доме для очень высокого начальства, где жил, кстати, и Л. И. Брежнев, ее знали. Консьержка и охранник не мешали войти, а, на­против, поздоровались с гостьей — Джуну ви­дели здесь не впервые.

Байбаков был в одиночестве. Он приветливо встретил Джуну, весело шутил. Предложил по­пить чаю. И вот тогда-то и поинтересовался, что, собственно, случилось.

Джуна рассказывала, хозяин слушал, и на­строение его менялось. Он все более мрачнел.

Некоторое время он что-то молча обдумывал, а потом решительно заявил: «Ходить в институт Сербского ни в коем случае нельзя. Джуна от­вечает не только за свою собственную жизнь. В первую очередь она отвечает за жизнь своего ре­бенка. Она вольна отказаться». Он внезапно за­молчал. Потом закончил: «Нет, сделать с ней они ничего не посмеют (кто такие эти «они», ос­тавалось только догадываться). У Джуны есть верные друзья. И он, и тот, кто попросил ее приехать в Москву, чтобы поправить ему здоро­вье».

Говорят, что счастливцы легки на помине. И будто в подтверждение справедливости этих слов зазвонил телефон правительственной связи. Байбаков, не ожидавший такого совпадения, даже вздрогнул. А может, совпадениями ведают какие-то высшие силы?

Хозяин взял трубку и поздоровался, обраща­ясь к невидимому собеседнику на том конце про­вода. Выслушивая слова, произнесенные в ответ, хозяин взглянул на Джуну — говорить или не говорить Брежневу о ее горестях? «Нет!» — Джуна выдохнула это слово.

И все-таки Байбаков сказал своему всемогу­щему собеседнику: «Джуну пригласили в инсти­тут Сербского для особой программы исследова­ний».

По тому, как он выслушивал ответную реп­лику, и по его словам, произнесенным как бы в подтверждение сказанному Брежневым, но на самом деле пытаясь направить мысль собеседни­ка в нужное русло, Джуна в общих чертах по­няла, что говорят там, на другом конце провода. Позднее выяснилось, что Брежнев сказал Бай­бакову, что тот отвечает за Джуну, даже волос не может упасть с ее головы.

Потом они некоторое время молчали. Они понимали друг друга, понимали, как Джуна по­ступит в данной ситуации. Несмотря на запреты, она бы все равно пошла в этот страшный инсти­тут. И потому Байбакову пришлось заручиться поддержкой первого человека в государстве, но одновременно, будто в ходе особой интеллекту­альной игры, помочь Брежневу свыкнуться с мыслью, что Джуна должна пойти.